Но Говард слишком занят щедрыми комплиментами в адрес Микки, чтобы отвлекаться на частности.
– Фуксия! – произносит он с придыханием и делает шаг назад, чтобы восхититься ее коктейльным платьем от Эрве Лежер. – Идеальный для тебя цвет.
Про себя Вилланель отмечает, что для Микки фуксия – полная катастрофа. На этом фоне Микки с ее лицом цвета бледной слоновой кости по возрасту приближается к матери Говарда. Но, может, ему как раз такое и нравится.
– А чем занимаетесь вы? – спрашивает Вилланель. – Индустрия моды?
– Не совсем. У меня концептуальный спа-салон в Синьтианди.
– Это рай, – вздыхает Микки. – Там есть сад камней, ледяной фонтан на воде «Эвиан» и буддийские монахи, чтобы прочистить чакры и сделать прическу.
– Какой кайф! У меня все чакры наверняка забиты насмерть.
– Ну что ж, – улыбается Говард. – Тогда вам к нам.
При первой удобной возможности Вилланель оставляет их наедине. Бродя по залу с бокалом в руке, она в итоге вновь оказывается лицом к лицу с акулами. И – спустя пару секунд – с Джейни Чоу.
– Пойдем, – говорит Джейни, ее черты в лунном свечении аквариума смягчились. – С тобой кое-кто хочет познакомиться.
– Кто?
– Пойдем. – Она тонкой ладонью берет Вилланель за руку.
В тускло освещенном алькове сидит женщина, она листает сообщения в телефоне. У нее евроазиатская внешность, а когда она поднимает взгляд, небрежным взмахом руки отсылая Джейни, Вилланель видит ее глаза – стеклянно-зеленые, почти бесцветные.
– Джейни права, – произносит женщина. – Ты красавица. Присядешь?
Вилланель наклоняет голову в знак согласия. По собственническим манерам женщины она угадывает в ней Элис Мао.
– Как тебе мой клуб?
– Здесь… нескучно. Видно, что тут всякое происходит.
– Всякое, это точно. – В стеклянно-зеленых глазах мелькает веселая нотка. – Хочешь чаю? По моему опыту, одного такого мартини вполне достаточно.
– Было бы прекрасно. Кстати, меня зовут Астрид.
– Тебе идет это имя. А меня, как ты знаешь, зовут Элис. Чем занимаешься, Астрид?
– Финансовым прогнозированием. Пишу в инвестиционный бюллетень.
Элис хмурится.
– И это твое занятие?
– Да, – Вилланель выдерживает ее взгляд. – Именно так.
– Я в свое время повидала финансистов, Астрид, и ни один из них не напоминал тебя даже отдаленно.
– Кого же я напоминаю?
– Из нашего краткого общения я бы решила, что ты, скорее, вроде меня.
Вилланель улыбается – спокойное уважение Элис наполняет ее вены. Что-то в чертах этой женщины – то, как тугая линия ее скулы смягчается, переходя в изгиб подбородка, – волнует ее. Она знает, что подобные чувства опасны, но бывают времена, когда ей уже невмоготу от секретности и почти звериной осторожности, с которыми она живет каждую минуту.
Элис бросает взгляд на телефон. Потом встает: на ее полуночно-синем платье переливается то же подводное свечение, что и на акулах.
– Идем.
Она через дверь ведет Вилланель к лифту. Шум и музыка постепенно затихают, потом – головокружительный подъем, и Вилланель вслед за Элис входит в квартиру на самом верху, с тем же тусклым освещением, что и в клубе. Покрытая сусальным золотом створчатая ширма, в сумраке на стенах – современная живопись, но эффектное пространство окна с зеркальным стеклом доминирует надо всем. Далеко внизу – город, чье раскинувшееся во все стороны мерцание притушено саваном смога.
– Всеазиатская шлюха. Так раньше называли Шанхай. Таким он и остается. Эта квартира, этот клуб, этот дом… Все куплено за секс. Чаю? – Она указывает на освещенный узким лучом светильника фуршетный столик. – «Серебряная игла» из провинции Фуцзянь. Думаю, тебе понравится.
Вилланель делает глоток бледного настоя. Его вкус напоминает об аромате омытых дождями склонов.
– Я могла бы сделать тебя очень богатой, – говорит Элис. – У меня есть клиенты, которые дали бы за ночь с тобой кучу денег.
Вилланель вглядывается в ночь. Она чувствует запах духов этой женщины, ее волос.
– А ты, Элис? Сколько бы ты заплатила за меня? Прямо здесь и сейчас?
Элис смотрит на нее с недрогнувшей улыбкой.
– Пятьдесят тысяч юаней.
– Сто, – отвечает Вилланель.
Элис задумчиво наклоняет голову, затем делает шаг и встает вплотную к Вилланель. Зеленые глаза встречаются с серыми.
– За сто тысяч монет, – говорит она, расстегивая шелковую пуговицу на воротнике Вилланель, – тебе придется меня удивить.
Вилланель кивает и стоит не двигаясь, а пальцы Элис тем временем скользят вниз по ее ципао. Она закрывает глаза и ощущает, как ее плечи освобождаются от шелка, как снимают белье. Она стоит обнаженная, и пол под ее ногами начинает крениться. Она пытается произнести имя Элис, но у нее выходит «Анна», а когда она хочет прошептать «трахни меня», вместо этого с губ срывается «убей меня».
Через четыре дня Ева Поластри и Саймон Мортимер выходят из кондиционированной прохлады зоны прибытия аэропорта Пудун на тридцатиградусную жару стоянки такси. Полночь. Зараженная автомобильным выхлопом влага волной накатывает на них. Ева чувствует, как ее скальп покрывается испариной, а на плечах вянет верх хлопчатобумажной «двойки» из «Эйч энд Эм».
Вся в веснушках, с торчащими волосами и без макияжа, Ева знает, что она не из тех женщин, которых замечают. За час, прошедший с момента посадки, лишь один мужчина посмотрел на нее дважды – офицер китайской таможни, проверявший паспорт: должно быть, его поразила ее пристальная проницательность. Они с Саймоном оба выглядят старше своих лет. Летящие с ними пассажиры «Бритиш Эйрвэйз» – если бы, конечно, вообще обратили на них внимание – могли бы принять их за супружескую пару.
Саймон бросает на нее нежный взгляд. Она напоминает ему не то скворца, не то дрозда – в общем, какую-то из тех птичек с острыми глазками и тонкими клювами, что патрулируют газон. Охотники в мире разведки и в животном царстве похожи – неброскостью оперения.
Ева находит свою внешность обманчивой.
– Как думаешь, я могу стать симпатичнее? – спросила она у матери незадолго до поступления в Кембридж на отделение криминологии и судебной психологии.
– Я думаю, ты очень умная, – ответила мать.
Для того чтобы услышать, какая она красавица, потребовался целый поляк-математик Нико, за которого она вышла замуж.
– Твои глаза – как Балтийское море, – сказал он, проводя пальцем по ее прозрачно-бледной щеке. – Цвета бензина на воде.
– Ты такое трепло.
– Только когда хочу секса.
– Трепло и извращенец.