Сплетая рассвет - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Лим cтр.№ 3

Отец ни разу не упоминал о побеге Кетона и месяцами отказывался говорить о моем младшем брате. Но я заметила, что его пальцы стали деревянными; он даже ножницы не мог держать. Свои дни он проводил за тем, что смотрел на океан, так что мне пришлось взять руководство над нашей хлипкой лавочкой на себя. Теперь ведение торговли и забота о том, чтобы братьям было куда возвращаться, легли на мои плечи.

Люди не нуждались в шелке и атласе – не тогда, когда наша страна поглощала себя изнутри. Поэтому я шила рубашки из конопляной ткани для местных рыбаков и льняные платья для их жен, а еще пряла из льна нити и штопала кители солдат, когда они проходили через наш городок. Рыбаки платили за мой труд рыбьими головами и мешками с рисом, а взымать плату с солдат казалось неправильным.

В конце каждого месяца я помогала женщинам, готовившим свои дары для усопших – обычно бумажную одежду, которую довольно трудно шить, – чтобы сжечь их в храмах в знак уважения предкам. Вшивала бумагу в обувь проезжавших мимо торговцев и нити с монетами в их пояса, чтобы защитить от карманников. Даже чинила амулеты странников, хоть и не верила в магию. В то время.

В дни, когда работы не было, а наши запасы пшеницы и риса находились на опасно низком уровне, я брала корзину из ротанга и клала в нее несколько клубков ниток, рулон миткаля и иголку, после чего бродила по улицам, ходя от двери к двери, и спрашивала, не нужно ли кому-нибудь что-нибудь заштопать.

Но в порту пришвартовывалось мало судов. По пустым улицам летала пыль и тени.

Нехватка работы беспокоила меня куда меньше, чем неловкие встречи, которые начали происходить на обратном пути домой. Раньше я любила ходить в пекарню, находившуюся напротив нашей лавочки, но с началом войны это изменилось. Теперь, когда я возвращалась на улицу Йянамэр, там меня ждал Цалу, сын пекаря.

Цалу мне не нравился. Не потому, что не служил в армии – он не мог, так как не прошел имперский медицинский осмотр. А потому, что, как только мне исполнилось шестнадцать, он вбил себе в голову, что я стану его женой.

– Ненавижу, когда ты клянчишь работу, – сказал он мне однажды.

Цалу жестом пригласил меня пройти в пекарню его отца. Даже на улице пахло хлебом и тортами, и у меня потекли слюнки от запаха дрожжей, ферментированной рисовой муки, жареного арахиса и кунжутных семечек.

– Это лучше, чем умереть от голода.

Цалу вытер с рук тесто из красной фасоли. Пот с его висков капал в миску на столе. В любой другой ситуации я бы сморщила нос от такого зрелища – если бы его отец увидел, как он небрежен, то сделал бы ему выговор, – но мой голод был слишком велик, чтобы обращать на это внимание.

– Если выйдешь за меня, то никогда не будешь голодать.

Мне было не по себе от его прямолинейности, а мысли о том, как Цалу будет ко мне прикасаться, как я выношу его детей, как мои пяльцы покроются пылью, а одежда станет липкой от сахара, вселяли ужас. Я еле сдержалась, чтобы не передернуться.

– У тебя с отцом всегда будет полно еды, – не унимался Цалу, облизнув губы. Затем улыбнулся – его зубы были желтоватыми, как масло. – Я знаю, как сильно ты любишь папину слоеную выпечку, паровые булочки из теста из цветков лотоса и кокосовые плюшки.

У меня заурчало в животе, но я никогда не позволю голоду заглушить голос сердца.

– Пожалуйста, хватит об этом спрашивать. Мое решение не изменится.

Цалу разозлился.

– Что, слишком хороша для меня?

– Мне нужно управлять папиной лавкой, – ответила я, стараясь не задеть его чувства. – Он нуждается во мне.

– Девушка не может управлять лавкой, – сказал он, открывая паровую корзинку, чтобы достать последнюю партию булочек. Обычно Цалу давал несколько мне и папе, но я знала, что сегодня этого не произойдет. – Может, ты и хорошая швея – лучшая в деревне, – но поскольку твои братья сейчас сражаются за императора, не пора ли взяться за ум? Остепениться. – Юноша потянулся за моей рукой. Его пальцы были влажными и испачканными в муке. – Подумай о здоровье отца, Майя. Ты ведешь себя как эгоистка. Ты могла бы обеспечить ему лучшую жизнь.

Я обиженно отпрянула.

– Мой отец никогда не бросит свою лавочку.

Цалу фыркнул.

– Куда он денется. А ты же не можешь заниматься всем в одиночку! Ты похудела, Майя. Не думай, что я не заметил, – процедил он, мой отказ явно его обозлил. – Поцелуй меня, и я подкину тебе булочку.

Я вскинула подбородок.

– Я не собака.

– О, теперь мы слишком гордые, чтобы клянчить, да? Ты позволишь своему отцу умереть от голода, потому что такая высокомерная…

Больше я это терпеть была не намерена. Я вылетела из пекарни и быстро пересекла улицу. Когда захлопнула за собой дверь в отцовскую лавочку, у меня заурчало в животе. Самое обидное было то, что я знала, что веду себя эгоистично. Мне стоило бы выйти за Цалу. Но я хотела спасти свою семью сама, как пророчила мама.

Я сползла вниз по двери. Что, если это не в моих силах?

В таком состоянии и обнаружил меня отец, пока я тихо плакала.

– Что случилось, Майя?

Я вытерла слезы и встала.

– Ничего, папа.

– Цалу снова предлагал тебе выйти за него замуж?

– Заказов нет, – ответила я, уклоняясь от вопроса. – Мы…

– Цалу хороший парень, – перебил он, – но не более – просто парень. И он тебя не заслуживает. – Отец замешкался у моих пялец, изучая вышитого мной дракона. Работать с хлопком было труднее, чем с шелком, но я пыталась запечатлеть каждую деталь: чешуйчатую, как у карпа, кожу, острые когти и глаза демона. Папа явно был впечатлен. – Ты предназначена для большего, Майя.

Я отвернулась.

– Как это возможно? Я же не мужчина.

– Будь ты им, тебя послали бы на войну. Боги тебя защищают.

Я ему не верила, но ради его блага кивнула и вытерла слезы.

За пару недель до моего восемнадцатого дня рождения пришли добрые вести: император объявил о перемирии с шаньсэнем. Пятизимняя война закончилась – по крайней мере, пока.

Но наша радость быстро сменилась скорбью, поскольку прибыло еще одно извещение. С кровавой печатью.

Сэндо умер во время сражений в горах – всего за два дня до перемирия.

Новость будто заново сломила отца. Он всю ночь сидел на коленях перед алтарем, прижимая к себе туфельки, которые мама изготовила для Финлея и Сэндо, когда они были детьми. Я не присоединилась к его молитвам. Меня переполняла злость. Если бы только боги присмотрели за Сэндо еще пару дней!

Всего два дня.

– По крайней мере, война не забрала всех моих сыновей, – тяжело произнес отец, похлопывая меня по плечу. – Мы должны крепиться ради Кетона.

Да, оставался Кетон. Мой младший брат вернулся домой спустя месяц после объявления о перемирии. Он приехал на повозке, со скрипом катящейся по дороге, вытянув перед собой свои длинные ноги. Его коротко остригли, и он так исхудал, что я едва его узнала. Но больше всего меня поразили призраки в его глазах – тех же глазах, которые однажды искрились от шуток и озорства.