Говорящий с травами. Книга первая - читать онлайн книгу. Автор: Денис Соболев cтр.№ 48

– Мы не за императора боремся! Мы за сохранение великой России!

Никодим перебил его:

– Не надо нам этого всего, громкого и красивого. Скажи нам, штабс-капитан, чем вы лучше красных? Ваши люди запытали мужика, забили кнутами и в соль завернули! Зачем вы здесь? Выбивать из нас хлеб кнутом?!

Народ вокруг зароптал, послышались выкрики:

– Правильно! Зачем? Чем лучше?!

Штабс-капитан поднял руки в успокаивающем жесте, заговорил снова, стараясь быть очень убедительным:

– Если бы мы хотели взять у вас что-то силой – мы бы взяли!

На этих словах Никодим недобро усмехнулся, а народ недовольно загудел, заволновался.

– Но! Мы пришли просить о помощи! И надеемся на ваше благоразумие!

Никодим спросил:

– И сколько людей в том отряде? Скольких нам кормить и размещать? Сколько лошадей готовить?

Петровский посмотрел на Никодима оценивающе, сказал:

– Отряд большой. Вы не справитесь, – и прямо посмотрел Никодиму в глаза.

Тот взгляда не отвел. Над улицей повисла тишина. Люди ждали, что скажет староста. А тот не знал, что сказать. Тогда Никодим протиснулся к крыльцу, взошел на него, подвинув плечом белогвардейца. Тот недовольно поморщился, но промолчал. Никодим встал между ним и старостой – огромный, на голову выше и в полтора раза шире офицера, сказал, глядя на толпу:

– Я так мыслю. Если просят добром – почему и не помочь. Но если начнут бедокурить – будем стрелять.

Народ одобрительно зашумел, но кто-то крикнул:

– Да на кой они сдались им помогать? Сначала им, потом другим… Что сами есть будем?

Никодим глянул на стоящего рядом офицера, сказал громко, так, чтобы все слышали:

– У нас в каждом доме по винтовке, и стрелять мы умеем. Помогать – это дать столько, сколько можешь. И мы дадим именно столько, сколько можем. Согласны?

Народ загомонил, староста же только хлопнул Никодима по плечу. Белогвардеец кивнул согласно и сказал:

– Я надеюсь, что вы не оставите нас один на один в этой войне! Мы не будем творить бесчинств.

Никодим сказал:

– Здесь каждый это услышал. И ты услышал, что стрелять мы умеем.

Петровский молча ушел в дом, гулко топая сапогами по крыльцу. Никодим спустился с крыльца и пошел, раздвигая толпу – плечи его плыли над макушками…

В этот день в зимовье они не поехали – было уже поздно. Да и конники остались в деревне, определившись на постой по разным домам, и оставлять женщин дома одних Матвей с Никодимом не захотели.

А утро началось со скандала – один из заезжих с утра срубил шашкой голову гусю. Захотелось ему на обед птицы, и он, не спросив разрешения, зарубил гусака. Всех едовых гусей забили еще в начале декабря, и оставшиеся не предназначались на стол. Хозяйкина дочка, маленькая конопатая смешливая девчушка, навзрыд рыдала над птицей. А ее отец подступился к Петровскому с требованием покарать негодяя. Тот же пытался уладить дело миром, упирая на то, что это всего лишь гусь. И тогда послали за Никодимом – вчера его авторитет, и без того немалый, возрос необычайно. Никодим, вникнув в суть вопроса, поступил просто – пришел к Петровскому и спросил:

– Если ты в малом бесчинствуешь, то что же будет в большом?

Петровский не нашелся, что ответить. Они молча собрались и тронулись из деревни. Никодим громко сказал ему вслед:

– Помни: ждем с добром. Иначе будем стрелять.

Ни один из белогвардейцев не обернулся. Деревня замерла в ожидании большой беды, которая начала принимать человеческий облик…

Буран за окнами бесновался и выл, как раненый зверь. Бился в стены и бросал в окна пригоршни плотного снега, ворочал деревья в тайге и гнул к земле ветви старой яблоньки. Серко жался в будке, спрятав нос в пушистый хвост и лишь изредка приоткрывая глаза – оценить происходящее буйство. Матвей сидел в тепле и вслушивался в рев ветра. Хлопнула дверь в сенях, затопали шаги – это мама обивала снег с валенок.

– Ох и буранище, сынок. Совсем дышать невозможно. – Раскрасневшаяся мама вошла в горницу, повесила на гвоздь телогрейку, платок туда же, устало уселась за стол. – Пеструшка-то нервничает, еле подоила ее. Перетаптывается на месте, головой крутит и мычит все. Уж я ее успокаиваю, а она все толчется, толчется…

Мама вздрогнула, когда ветер особенно сильно ударил в стену, заставив дом низко загудеть, завибрировать. Матвей сказал, задумчиво глядя на маму:

– Как батя там, в тайге? Должно быть, нормально, в зимовье все же.

Отец позавчера ушел в тайгу, увез очередную партию продовольствия и запас пороха, который ему привез из города сын деда Власа, Петро. Он приезжал к отцу редко и всегда привозил для отца порох и дробь. И обычно просился с отцом в тайгу, страстным был охотником. Уехал он в город, отучился там на машиниста и сейчас работал в депо.

Мама вскинула на него глаза, в которых глубоко угнездилась тревога:

– Конечно, нормально. Он и под елкой буран переждет, бывало уж.

– Когда ж? Мне не говорил даже…

Матвей встал, налил маме горячего сбитня, поставил перед ней парящую кружку.

Она глянула на него благодарно, сделала глоток, подув на пряное питье, и начала рассказывать:

– Молодой он тогда был совсем, года на два аль три старше тебя нынешнего. Мы тогда с ним еще только друг на дружку поглядывали, – мама заулыбалась, вспоминая. – Был он упрямый и строгий такой. А уж красивый какой! Вихрастый, глазищи такие, все девчата в деревне по нему сохли. А он не смотрел ни на кого – все время в тайге. Девчата промеж себя его бирюком прозвали.

Матвей на этих словах вздрогнул, вспомнив невольно другого Бирюка. Мама не заметила ничего, продолжила:

– Задумал он тогда соболей добыть. Деды ему говорили, что непогода собирается, просили обождать. Но он же упрямый. Если что решил – решения уже не изменит. Вот и собрался он да ушел в тайгу. А на второй день такая же непогода началась. Дом соседний не разглядеть, ветер с ног сбивает. Заволновались мы за него, пошли к дедам за советом. А там уж отец его, дед твой. Совет держат – идти искать или обождать. Разное говорили. Кто говорил, что идти не нужно – и его не найдешь, и сам пропадешь. А кто и собираться начал.

Мама перевела дыхание, глотнула еще сбитня, и продолжила:

– Дед твой выслушал всех, а потом сказал: «Нечего гуртом ходить. Сам пойду, один. А вы ждите, пока распогодится. И коли не выйдем, то уж тогда ищите. Он на гриву пошел, и я туда ж». На том и порешили. Зимовья тогда еще не было, его твои отец с дедом после вот этого и поставили.

Матвей слушал жадно, представляя себе молодых отца и деда в дикой снежной круговерти.