История ворона - читать онлайн книгу. Автор: Кэт Уинтерс cтр.№ 36

Линор тоже встает, но не успевает она ничего высказать, как я сообщаю:

– Отец оставил мне крайне мало денег на университетские расходы. Если я не смогу как следует выучиться, он заставит меня до конца моих дней корпеть у него в бухгалтерии. Я буду сидеть над счетными книгами, пока совсем не ослепну и не отупею, и у меня ни секунды не будет даже на самые посредственные стишки, не говоря уже о шедеврах.

Внезапно Линор хватается за горло и начинает дергаться в страшных конвульсиях.

– Что с тобой? – встревоженно спрашиваю я.

– Рука Джона Аллана вездесуща, – отвечает она сдавленным голосом, больше похожим на лягушачье кваканье. – Я чувствую, как он схватил меня за горло! Он хочет задушить меня твоими долгами! – Линор закрывает глаза, и ее тело сотрясают новые спазмы, словно какая-то невидимая рука с силой сжимает ее шею.

Сперва я смотрю на нее с испугом, остолбенев от происходящего, но потом в душу закрадываются сомнения. А вдруг она просто притворяется, чтобы вынудить меня посвятить всю жизнь искусству?

– А ну прекрати, – велю я.

Она вся покраснела, из горла у нее доносится неясное клокотание.

– Хватит тут драму ломать, Линор! – кричу я. – Живо прекрати! Ты уже слишком взрослая для такого цирка!

Стоит только этим словам сорваться с моих губ, как я ловлю себя на мысли, до чего же я сейчас похож на отца.

Линор широко распахивает глаза и с судорожным вздохом отпускает шею.

А я, напротив, хватаюсь за горло, жалея об опрометчивых обвинениях.

Линор наклоняется вперед, чтобы восстановить дыхание.

– Повтори, что ты сказал?

– Я вовсе не хотел брать пример с отца. Мне просто показалось, что ты притворяешься, чтобы меня одурачить и…

Она резко срывает с шеи серебряную цепочку, которую я ей когда-то подарил, и поднимается на ноги. Я замечаю на корсаже жуткое кровавое пятно в форме сердца – такое чувство, будто хрустальный кулон оставил отпечаток на черной ткани.

– Бог ты мой… – бормочу я и не успеваю еще отойти от шока, как Линор с силой запускает в меня хрустальное сердце, и оно больно бьет меня в грудь.

Не говоря ни слова, она кидается к ограде и в два счета перелезает через нее.

– Линор! – кричу я вслед. – Только не броди по окрестностям, пока не успокоишься! Найди себе какое-нибудь убежище! Если ты мне понадобишься, я тебя позову.

Она резко оборачивается ко мне, застыв на мгновение на вершине ограды и оскалившись.

– Даже если ты меня и позовешь, – начинает она жутким, утробным голосом, страшнее которого я в жизни не слышал, – я не приду, клянусь.

Мимо ограды проходит еще одна группка студентов, и Линор спрыгивает со стены прямо в эту толпу. На мгновение повисает напряженная пауза, а потом студенты начинают вопить, словно увидели какое-то жуткое чудовище.

– Что это было?! – спрашивает кто-то. Судя по всему, Линор сразу скрылась.

– Что-то явно неживое!

– Какой кошмар!

– Труп?!

– Господи!

– Вы видели, видели?

Мне вспоминаются слова Майлза, сказанные накануне у меня в комнате – «Бьюсь об заклад, это самый восхитительный вечер во всей моей жизни!», – и эта похвала в адрес Линор заглушает вопли испуганных студентов.

Я поднимаю с земли украшенье с хрустальным сердцем. Оно согревает мне руки, а его красота успокаивает встревоженную душу.

Как ни странно, воспоминание о восторгах Майлза позволяет мне выслушивать испуганные вопли студентов, увидевших мою готическую музу, с наслаждением и даже с благодарностью.

Стоя у стены, я жду, пока студенты утихомирятся, и на губах у меня играет зловещая и вместе с тем довольная улыбка. Прислонившись спиной к холодной кирпичной стене, я сжимаю в руке алое сердце, которое не кровоточит и не пульсирует у меня в кулаке, но воображение уже пробуждает в уме жестокие детали и чувственные фразы, с помощью которых я бы описал мертвое человеческое сердце, вдруг возвратившееся к жизни, – описал бы, как оно содрогается, подергивается, как воскресает с тихим, глухим тук-тук, тук-тук, тук-тук…

Без уловок никуда – и, поверьте, неспроста улыбается Эдгáр, в руки взяв хрустальный дар. Сердце то наполнив страхом и швырнув его с размаха, мигом покажу поэту мощь бескрайнюю свою. Коль попросит он об этом, я в стихи ее волью. Только следуй за Линор, друг мой! Вот весь уговор!

– Линор! – кричу я во весь голос с Лужайки, будто пробуя это имя на вкус. Оно приятно обволакивает язык, словно подтаявший шоколад. Студенты испуганно бросаются в свои комнаты и наблюдают за мной сквозь узкие дверные щели. В их взглядах – страх, смешанный с любопытством.

Да, с жадным любопытством!

Их изумление подпитывает душу, разжигает огонь, струящийся по моим венам, снова пробуждает в голове неприятный зуд, будто что-то изнутри рвется наружу, и я вновь выдираю клоки волос, чтобы освободить место для перьев. Это и впрямь перья!

Я останавливаюсь напротив северной части общежития в восточном углу Лужайки и сдираю с головы все волосы, мешающие моему долгожданному преображению. Все до единого! Да! Боли это совсем не приносит – напротив, меня накрывает волна совершенно божественного наслаждения.

Из тени тосканской колонны за мной наблюдает молодой человек. Я не обращаю никакого внимания на черты его лица, мне бросается в глаза другое – его головной убор. Огромная остроконечная шляпа, прибавляющая ему фута два роста. Провожу рукой по птичьему пуху, которым теперь покрыта моя голова. На ветру довольно прохладно.

Юноша застыл, будто статуя из паросского мрамора, но я всё равно смело к нему приближаюсь.

– Не одолжите ли мне свою шляпу, сэр? – спрашиваю я как можно вежливее, прекрасно понимая, что университетские джентльмены нечасто слышат подобные просьбы от лысых созданий в старомодных траурных платьях.

– Ч-ч-что вы сказали? – дрожащим голосом переспрашивает он, и на глазах у него выступают слезы.

– Не одолжите ли мне свою шляпу? Взамен можете забрать мои волосы – вон они лежат, в снегу.

– Не нужны мне ваши… – Он осекается, выпучив глаза. На его болезненно-желтом лице проступает выражение испуга – кажется, он боится страшной кары за то, что отказался от моих волос.

– Ну же, сэр, прошу вас, одолжите же мне вашу шляпу, – повторяю я и, положив руки на бедра, шагаю ему навстречу. – У меня голова насквозь промерзла!

Он молча снимает шляпу, освобождая копну белокурых кудрей – похож на херувима с полотна Рубенса, – и отдает мне свой головной убор.

– Благодарю. От души благодарю вас за щедрость! – говорю я, ибо в отличие от нахала Гэрланда О’Палы я далеко не чудовище и привлекаю людей не только своей мрачностью, но и изысканными манерами.