Плоды земли - читать онлайн книгу. Автор: Кнут Гамсун cтр.№ 60

После той крупной стычки они ссорились часто, очень часто.

– Долго молчали, да звонко заговорили! – кричала Барбру. – Забыл уже, как обошелся с моим отцом!

Аксель спросил:

– А что я такое сделал?

– Сам знаешь, – отвечала она. – Впрочем, тебе все равно не быть смотрителем.

– Да ну?

– Не поверю, пока не увижу.

– По-твоему, у меня на это ума не хватит?

– Ума-то, может, и хватит, но ведь ты ни читать, ни писать не умеешь, да и газеты в руки никогда не возьмешь.

– Я умею читать и писать для своих надобностей, – сказал он, – а ты просто халда!

– Вот тебе для начала! – крикнула она и швырнула на стол серебряное кольцо.

– Так-так, а другое? – спросил он, выждав с минуту.

– Ну что ж, если ты решил отобрать у меня свои кольца, можешь получить, – сказала она и стала стаскивать с пальца золотое кольцо.

– Не желаю с тобой разговаривать, злюка ты этакая! – заявил он и ушел.

Разумеется, немного времени спустя она опять надела оба кольца.

Дошло до того, что ее уже не утихомиривали даже его подозрения относительно смерти ребенка. Наоборот, она выказывала все больше презрения и высокомерия. Она не то чтобы прямо сознавалась, а говорила:

– Ну и что? Если б я даже и задушила его? Ты живешь здесь, в глуши, и знать не знаешь, что творится в других местах.

Однажды, когда они опять обсуждали этот вопрос, она, видно, решила заставить его перестать относиться к этому чересчур серьезно, что до нее, так она придает детоубийству не больше значения, чем оно того заслуживает. Она знала в Бергене двух девушек, которые убили своих детей; одна угодила на несколько месяцев в тюрьму, потому что по глупости не убила ребенка, а оставила на улице, где он и замерз, другую же оправдали.

– Да, закон теперь вовсе не так бесчеловечно строг, как раньше, – сказала Барбру. – Вдобавок это и не всегда выплывает наружу. Одна девушка, она служила в бергенской гостинице, убила двоих детей, она была из Христиании, ходила в шляпке, да еще с перьями. За последнего ребенка ее посадили на три месяца, а про первого так ничего и не открылось, – рассказывала Барбру.

Аксель слушал и все больше и больше боялся ее. Он пытался понять, хоть немножко разобраться в этой тьме, но, в сущности, она была права: он принимает все чересчур серьезно. Не заслуживает она серьезной мысли с эдакой своей житейской испорченностью. Ведь детоубийство для нее не было ни заранее обдуманным деянием, ни чем-то из ряда вон выходящим, то было всего лишь проявление моральной нечистоплотности и распущенности, да и чего иного можно ожидать от прислуги? Это и подтвердилось в последующие дни: ни минуты раздумий, ровная и естественная, как прежде, она, как и прежде, погрязла в пустопорожней болтовне: прислуга, она и есть прислуга.

– Надо бы мне съездить полечить зубы, – сказала она как-то. – И мне непременно нужно купить сак, – сказала она.

Сак, короткое пальто чуть пониже талии, был в моде несколько лет назад; Барбру желала иметь сак.

Если уж она принимала все с таким хладнокровием, что другого оставалось Акселю, как тоже не успокоиться? Впрочем, бывало, он переставал подозревать ее, да и сама она никогда ни в чем не сознавалась, напротив, каждый раз отрицала всякую вину, без гнева, без упрямства, но с дьявольским самообладанием – так прислуга, разбив на глазах у всех тарелку, напрочь отрицает это. Прошла неделя-другая, и Аксель все-таки не выдержал. Однажды он внезапно остановился посреди комнаты, и его точно осенило: Господи Боже, да ведь все видели ее положение, видели, что она беременна, вот-вот родит, а теперь она опять похудела – и где же ребенок? А если его станут искать? Когда-нибудь спросят же объяснение! Ведь если ничего худого не было, куда как правильнее было бы похоронить ребенка на кладбище. И не лежал бы он в кустах, не лежал бы в Лунном…

– Нет. Тогда бы я уж точно попала в переплет, – сказала Барбру. – Ребенка бы отрыли, а мне бы учинили допрос. Ни к чему мне все это.

– Только бы потом не вышло хуже, – сказал он.

Барбру благодушно спросила:

– И чего тебе неймется? Пусть себе лежит в кустах! – Улыбнулась и прибавила: – Уж не боишься ли ты, что он придет за тобой? Лучше помалкивай обо всем этом.

– Ну что ты!

– Не утопила же я ребенка? Да он сам захлебнулся в воде, когда я упала. Просто удивительно, чего только ты не выдумаешь! И не узнается это никогда, – сказала она.

– Насчет Ингер из Селланро, говорят, узналось же, – возразил Аксель.

Барбру подумала.

– Мне все равно! – сказала она. – Закон нынче изменился, если бы ты читал газеты, то сам бы увидел. Вон сколько женщин родят детей и избавляются от них, и ничего-то им за это не бывает.

Барбру без обиняков объясняет ему все, обнаруживая при этом большую широту взглядов, недаром она побывала в свете, много видала и слыхала, многому научилась, она знает куда как больше, чем он. У нее было три главных аргумента, которые она постоянно приводила. Во-первых, она этого не делала. Во-вторых, если бы и сделала, все не так страшно. А в-третьих, ничего никогда не узнается.

– Сдается мне, все всегда узнается, – возразил он.

– Хм… нет, вовсе не все! – отвечала она. И для того ли, чтоб ошеломить его, или подбодрить, или же просто из тщеславия и хвастовства, – бросила в него словно разорвавшейся бомбой: – Да я сама сделала кое-что, и никогда про это не узналось.

– Ты? – недоверчиво протянул он. – Что же ты сделала?

– Что сделала? Убила!

Скорее всего она не рассчитывала зайти так далеко, но теперь ничего не оставалось, как идти дальше, ведь он сидел, вытаращив на нее глаза. На этот раз это была даже не огромная, непобедимая наглость, то было просто бахвальство, бравада, ей нужно было поразить его, оставить слово за собой.

– Не веришь? – воскликнула она. – А помнишь детский трупик, который нашли в заливе? Это я его туда бросила!

– Что? – проговорил он.

– Да. Ничего-то ты не помнишь. Мы еще читали про это в газете.

Помолчав, он вскричал:

– Ты просто сумасшедшая!

Но его растерянность, должно быть, только раззадорила ее, придала какую-то странную силу, позволившую ей пуститься в описание подробностей:

– Я положила его в сундучок – он был мертвый, я убила его сразу, как только он родился. И когда мы выехали в залив, я его и выбросила.

Он сидел мрачный и безмолвный, а она продолжала: это было давно, несколько лет назад, когда она приезжала в Лунное. Так что видишь, не все узнается, далеко не все. Как он думает: что было бы, если б узнавалось все, что делают люди? А что творят замужние женщины в городах? Они убивают своих детей еще до того, как те родятся, на то есть специальные доктора. Городские не хотят иметь больше одного, в крайности двоих детей, и тогда доктор просто чуточку открывает им матку. Что-что, а тут уж Аксель может ей поверить, там это не бог весть какая штука.