Плоды земли - читать онлайн книгу. Автор: Кнут Гамсун cтр.№ 31

По правде сказать, ему было не до веселья и радости, он был не в духе оттого, что начал строить лесопилку, а дело у него не клеилось: не мог он одной рукой держать столб, а другой орудовать ватерпасом и одновременно укреплять поперечины. Но с тех пор как мальчики возвратились из школы, дело явно пошло на лад, ребятишки оказались на редкость полезны, при этом Сиверт был молодчина по части вбивания гвоздей, Элесеус же ловчее действовал шнуром. После недельной работы Исааку и мальчуганам удалось-таки установить столбы и надежно укрепить их толстыми, как балка, поперечинами. Самая трудная работа была позади.

Лесопилка ладилась, да и все другое ладилось. Но по вечерам Исаак начал чувствовать усталость. Ведь надо было не только ставить лесопилку, на нем лежали и все другие дела по хутору. Сено свезли в амбар, ячмень же еще наливался на корню, скоро придет время уборки, а там, глядишь, и картошка поспеет. Впрочем, Исааку здорово помогали мальчики. Он их не благодарил, такое не в обычае было у таких, как он и ему подобных, но он был ими очень доволен. Иногда в разгар рабочего дня им случалось присесть передохнуть, и тогда, разговаривая с ними, отец, казалось, всерьез советовался с сыновьями, за какие дела им приняться раньше, а какие отложить. Эти минуты преисполняли ребятишек гордостью, и они научились, чтоб не ошибиться, хорошенько думать перед тем, как сказать свое слово.

– Неладно будет, если не подведем лесопилку под крышу до осенней мокроты, – говорил Исаак.

Если б только Ингер была такая, как в прежние времена! Но Ингер, должно быть, как и можно было ожидать, сдала здоровьем после столь долгого пребывания в заключении. Что характер ее изменился – это само собой, но она стала как-то уж очень рассеянна и легкомысленна, пустая душой. Про ребенка, которого она убила, однажды сказала: «Я была порядочная дура, ведь губу-то ей можно было бы зашить, напрасно я ее задушила!» И ни разу не сходила на могилку в лесу, где когда-то уминала руками землю и поставила крест.

Но Ингер вовсе не была чудовище, она продолжала относиться с большой любовью к другим своим детям, заботилась о них, обшивала, просиживала ночи напролет за починкой их платья и белья. Она мечтала вывести их в люди.

И вот ячмень убрали, картошку выкопали. Пришла зима. Да, а лесопилку этой осенью так и не удалось подвести под крышу, но ничего не поделаешь, не помирать же из-за этого! Сделается летом.

А зимой пошла обычная работа: возка дров, починка орудий, инвентаря и сбруи, Ингер занималась хозяйством и шила. Мальчики опять надолго уехали в село, в школу. Они уже несколько зим пользовались одной парой лыж на двоих; пока они жили дома, все было в порядке: один терпеливо ждал, пока другой отбегает свое, или же один становился на лыжи позади другого. Да, они отлично ладили, они не знали иных радостей, они еще не были испорчены. Но в селе условия жизни побогаче, у всех в школе были свои лыжи, оказалось, даже у ребятишек из Брейдаблика у каждого по собственной паре лыж. Так что Исааку пришлось сделать новую пару для Элесеуса, а старая досталась Сиверту.

Исаак сделал больше: он одел мальчуганов и купил им неизносимые сапоги. А после этого пошел к торговцу и заказал ему кольцо.

– Кольцо? – спросил торговец.

– Да, кольцо, носить на пальце. Я так зазнался, что хочу подарить своей жене кольцо на палец.

– Какое же, серебряное или золотое, а то, может, медное, только позолоченное?

– Серебряное.

Торговец долго думал.

– Раз уж на то пошло, Исаак, и ты решил подарить своей жене кольцо, – подари уж золотое, чтоб не стыдно было носить.

– Что?! – громко проговорил Исаак. Но в глубине души он, конечно же, и сам думал о золотом кольце.

Они во всех подробностях обговорили покупку, столковавшись на определенном размере. Исаак тяжело сопел, качал головой и сетовал на слишком высокую цену, но торговец стоял на своем, заявив, что, кроме золотого, другого кольца он и выписывать не станет. Весь обратный путь домой Исаак, в сущности, радуясь своему решению, не переставал ужасаться расходам, в какие вводит любовь.

Зима стояла ровная, снежная, и когда к Новому году установился санный путь, из села начали возить на болота телеграфные столбы и складывать их на определенном расстоянии друг от друга. В каждую подводу было впряжено несколько лошадей, они везли столбы мимо Брейдаблика, мимо Селланро; а потом они встретились с другими такими же подводами, шедшими с другой стороны перевала, и вся линия оказалась завершенной.

Так шла жизнь, день за днем, без крупных событий. Да и что могло случиться? Весной начались работы по установке телеграфных столбов; без Бреде Ольсена не обошлось и тут, хотя ему бы в самую пору заняться весенними работами на собственном участке. «И как это он всюду успевает!» – снова подумал Исаак.

Самому Исааку едва хватало времени, чтоб поесть да поспать, он едва-едва управился с весенними делами, правда, земли у него теперь было обработано довольно много.

В оставшееся до покоса время он подвел-таки лесопилку под крышу и мог теперь приняться за установку механизма. Что и говорить, лесопилка вовсе не была чудом искусства, но построена была прочно и основательно и дело свое делала справно, лесопилка действовала, лесопилка пилила; не раз бывая на лесопилке в селе, Исаак там хорошенько все высмотрел, переняв все хорошее. Получилась славная крошечная лесопилка, но он был доволен ею, вырубил на двери год и поставил свое тавро.

А летом в Селланро произошло все-таки что-то не совсем обыкновенное.

Рабочие, проводившие телеграф, забрались так далеко в глушь, что однажды вечером передний их отряд вышел к хутору и попросился переночевать. Их устроили на ночь в овине. Дни шли, подходили другие партии, всем рабочим давали приют в Селланро, они уходили все дальше и дальше от хутора, но по-прежнему возвращались ночевать в овин. Как-то субботним вечером приехал для расчета с рабочими инженер.

Когда Элесеус увидел инженера, у него от страха сердце ушло в пятки, и он поспешно шмыгнул за дверь, только бы его не спросили про карандаш. И надо же так случиться, что и Сиверта нет дома и не у кого искать поддержки! Элесеус, словно призрак, крался вдоль стены и, наткнувшись наконец на мать, послал ее за Сивертом. Другого выхода не было.

Сиверт отнесся к делу гораздо спокойнее, впрочем, главная-то вина лежала не на нем. Братья уселись в сторонке, подальше от дома, и Элесеус сказал:

– Если б ты взял это на себя!

– Я? – сказал Сиверт.

– Ты гораздо младше, тебе он ничего не сделает.

Сиверт подумал-подумал, понял, что брат угодил в переделку, и ему польстило, что Элесеус в нем нуждается.

– Я мог бы, пожалуй, пособить тебе, – сказал он покровительственно.

– Ну пожалуйста! – воскликнул Элесеус и протянул брату огрызок карандаша. – Возьми его насовсем! – сказал он.

Они пошли было домой вместе, но Элесеус сказал, что у него есть еще дела на лесопилке, вернее, на мельнице, надо кое-что посмотреть, а на это потребуется время, вряд ли он управится раньше чем через час. Сиверт пошел один.