– У тебя трехкомнатная, если разменяться, то у нас хотя бы будет двушка.
– Ты два года не появлялся, не звонил, а теперь приходишь и хочешь выгнать меня из собственного дома?
– Не выгнать, а разменять. У тебя будет двухкомнатная квартира.
– Ты меня хоть бы с Восьмым марта, хоть с днем рождения бы поздравил. Вычеркнул мать из жизни, а когда квартирка понадобилась, заявился! – Елена Ивановна обрела голос и прежний тон. Еще немного, и она бы сорвалась на крик.
– Ладно, я все понял. Бесполезно с тобой разговаривать. Тогда подам в суд на раздел имущества. Не хочешь по-хорошему, значит, будет по-плохому.
– И ты затаскаешь мать по судам? Ты посмеешь? Тебе не стыдно? – Елена Ивановна все-таки закричала.
– Нет, не стыдно. Ни капельки. Я просто хочу, чтобы у Владика была своя комната.
– Передай своей Лариске, что она от меня метра квадратного не получит. Лимита паршивая!
– Она не лимита. Москвичка. И мы живем в квартире ее матери, если ты забыла.
– Нашлась москвичка! А мать ее откуда в Москву приперлась? Повадки шалавы подзаборной своей дочке передала. И хватку лимитовскую. Дай палец – по локоть откусит. Я-то сразу ее распознала. Только ты ничего видеть и слышать не хочешь. Нашел себе главного врага – мать родную. Еще интересно, от кого твоя ненаглядная ребенка нагуляла!
– Мам, прекрати орать. Дети слышат. И не смей так говорить про Ларису и Владика.
– Наташка-то получше была. Правильно она тебя бросила. Вы с Лариской прямо спелись. Два сапога пара. И теща у тебя дороже матери стала. – Елена Ивановна начала заикаться. Она не плакала, а давилась рыданиями.
– Мам, ты знаешь, почему Наташа от меня ушла. – Сын Елены Ивановны оставался спокойным, даже равнодушным. – Ты в этом виновата, а не я. Она не смогла тебя простить. И я не могу. Если бы не Лариса и Владик, я бы повесился или из окна выбросился. Лариса меня спасла.
– Нашлась спасательница! Да ты на любую был согласен, вот она тебя к рукам и прибрала. Поняла, что тебе какую хочешь лапшу на уши повесь, ты и поверишь.
– Я не хотел приходить. Лариса настояла. Она думала, что ты согласишься миром решить.
– А чего решать-то? Сына у меня нет, внука нет, давай и крышу над головой отбери, чего уж там! Мать не жалко. Какая ночью кукушка тебе кукует, ту ты и слушаешься.
– Прекрати свои пошлости!
– Ах какой ты нежный стал! Пошлости ему не хочется слышать! А как квартиру делить – так запросто. Никакой пошлости! Мать на улицу выгонять – да пожалуйста! Смотрю, легко тебе живется. Развернулся и новую нашел. Ребенка завел. Родную бабушку к внуку не подпускаешь. А Наташе каково?
– Мне легко? Ты считаешь, мне легко? Про Наташу вспомнила? Ты же ее ненавидела! Терпеть не могла. Изводила как могла. Издевалась, как над этими детьми! Забыла, как она из-за тебя плакала целыми днями? И что ты вдруг ее жалеть стала? Все, мне пора на работу. Бесполезно все это. Я подам в суд на раздел имущества. И постарайся не орать на детей. Пока не нашелся какой-нибудь высокопоставленный родитель и не вышиб тебя с работы. Или ты только на обычных детей орешь и подзатыльники им отвешиваешь, а детей начальников не трогаешь?
– Какой же ты неблагодарный, как я могла тебя таким вырастить? – Елена Ивановна присела на табуретку и схватилась за сердце.
– Мам, не устраивай концерт. У тебя сердца нет, так что не за что хвататься.
– Забирай, выгоняй меня, делай что хочешь. Моя смерть будет на твой совести.
– Не будет. Ты не умрешь. Такие, как ты, долго живут. Только насморк на чужих похоронах подхватывают.
– За что ты так со мной? Ну за что? Что я тебе сделала?
– Ты знаешь, за что.
– Это был несчастный случай! Тебе все про это говорили! Я не была виновата!
– Ладно. Ты можешь с этим жить, а я не могу. И Наташа не смогла. Поэтому ушла от меня.
– Можно, я хотя бы Владика увижу?
– Нет, ты к нему не подойдешь. Он не знает, что у него есть бабушка. Все, мне правда пора. Ты получишь повестку.
– Да я лучше государству эту квартиру завещаю, чем тебе отдам. Понял? Так своей Лариске и ее матери передай! Не с той связались! – Елена Ивановна кричала так, что мы давно перестали есть и сидели, вжавшись в стулья, боясь даже дышать.
– Я понял. Странно, да? Я ведь надеялся, что мы сможем договориться. Что ты захочешь, чтобы нам было лучше.
– Я эту квартиру своим горбом заработала, а ты хочешь на все готовенькое?
– Мам, эта квартира – родителей моего отца, которого ты свела в могилу.
– Уходи, видеть тебя не хочу! И больше не заявляйся. Придет повестка, я приду в суд.
– Хорошо.
Мужчина ушел. Елена Ивановна вернулась в группу и села за свой стол. Она не замечала, что время завтрака давно прошло и уже должно было начаться музыкальное занятие. Она сидела за столом и смотрела в одну точку. Из оцепенения ее вывела Флора Лориковна.
– Я сижу, жду, а никто не идет! – сказала она. – Елена, что случилось? Тебе плохо?
– Сын приходил, – прошептала Елена Ивановна.
– Как хорошо! Помирились? Какая радость! А почему ты такая? Что он хотел? Плохо выглядит? Что ты расстроенная?
– Квартиру он мою хотел. В суд будет подавать на раздел.
– Так зачем в суд? Разве ты и так бы не отдала? У тебя же трехкомнатная.
– Да хоть пятикомнатная! Это мой дом! Это его новая жена подговорила! Он бы сам не решился. Я его знаю. Она ему мозги промыла.
– Так какая разница? Разве плохо, что дети будут нормально жить? Разве тебе от этого не будет радостно?
– Нет, не будет. Еще я всякой дворняжке квартиры не отдавала!
– Зачем ты так говоришь? Почему дворняжке? Ты же говорила, что у тебя внук есть. Так отдай для внука. Пусть ему будет хорошо.
– Я его не видела ни разу. Они меня не подпускают к нему.
– Так вот тебе рука судьбы – разменяете квартиру, с сыном помиришься, с внуком будешь встречаться.
– Уведи детей. Ты такие глупости говоришь, что слушать тебя не могу.
– Почему глупости? Правильные вещи говорю. Если не ради детей, то зачем жить?
– Елена Ивановна, я за посудой! – В группе появилась Люська. – А чего вы не убрали?
– Сын приходил, она расстроилась, – объяснила Флора Лориковна.
– А, понятно. Ну что, простил он вас? – Люська собирала посуду.
– Нет, не простил, – ответила за Елену Ивановну Флора Лориковна.
– Ой, я бы тоже не простила. Даже представить себе такой ужас не могу, – щебетала Люська на всю группу, громыхая тарелками, – если бы свекровка моего сына убила, я бы сама ее убила! Жуть какая – бабушка родного внука убила!