Лишние дети - читать онлайн книгу. Автор: Маша Трауб cтр.№ 11

Мы обсуждали со Стасиком наших мам. И вот что меня удивило. Я на маму злилась и вообще не понимала, как мы можем быть матерью и дочерью. Да мы даже не общались! «Как дела в садике?» – «Нормально». Вот и весь разговор. Мне бы и в голову не пришло жаловаться маме или описывать, кто что сделал сегодня, что нам давали на полдник и какую песню мы пели на музыкальном занятии. А она и не спрашивала. А Стасик свою маму любил и жалел. Он очень старался, чтобы мама была им довольна, поэтому и вел себя как идиот. Лепил из пластилина чудовищных медведей и зайцев, которых Елена Ивановна даже на верх шкафчика не выставляла, «чтобы не позориться». Но я же видела, как однажды Стасик слепил ангела. С крыльями. И нимбом. И это была такая работа, что я заплакала. И плакала, пока Стасик безжалостно скатывал крылья, которые выглядели как настоящие, в комок и лепил из него положенного и одобренного для дошкольников зайца. Он вырезал для мамы цветы из цветной бумаги и клеил дурацкие аппликации. И очень переживал, что расстраивает ее своим странным поведением. Младшего брата он называл «ребенок». Без имени. Я как-то спросила, почему он так говорит.

– Ну, он ведь ребенок, – ответил Стасик, – а я взрослый. Пусть будет ребенком.

Я же говорила, что Стасик очень умный. Поумнее многих взрослых. Он хотел защитить своего брата. Хотел, чтобы он как можно дольше оставался ребенком.

Мама мне давно твердила: «Ты что – маленькая? Уже взрослая девочка!» Так что мы были маленькими взрослыми, хотя предпочли бы оставаться детьми.

У нас со Стасиком неожиданно обнаружилось и общее качество – равнодушие. Нам обоим было наплевать, что вся группа полегла с ветрянкой. Вот честно. Елена Ивановна приходила утром чуть ли не в трауре и объявляла, кто еще заболел. И все здоровые дети должны были переживать за заболевших. А нам со Стасиком было все равно. Мы для виду начинали рассматривать собственные ноги, но никак не сопереживали. А зачем? Ну, правда! Зачем? Почему мы должны беспокоиться о тех, с кем даже не дружили? И если от этого карантина нам стало только лучше? Нет, конечно, мы не радовались, но уж точно не собирались страдать. Наверное, мы и вправду были ненормальными детьми.

Как-то я спросила Стасика:

– А где твой папа? Настоящий?

– Точно не знаю, – ответил он.

– Ты не спрашивал у мамы?

– Нет, а зачем? Она придумает глупость и не скажет правду. А ты спрашивала?

– И я нет.

Да, у нас не было отцов. Но мы не собирались узнавать правду, прекрасно понимая, что кроме вранья от взрослых ничего не услышим. Тогда зачем интересоваться и переживать по этому поводу? Ладно, у Стасика хотя бы семья имелась – отчим, которого он должен был считать отцом, младший брат, которого он должен был считать родным, и новая бабушка, которую он вроде бы обязан был любить, как родную. Но почему мне было наплевать? Я спросила своего друга, что он об этом думает. Ну, в том смысле, почему я не хочу узнать правду о своем отце.

– А зачем? – пожал плечами Стасик.

Вот этот его вопрос я пронесла через всю жизнь. Когда я хотела что-то сделать или предпринять, узнать или разобраться, я задавала себя этот вопрос: «А зачем?» И в ста процентах случаев оказывалось, что незачем. Но потом, уже став взрослой, я поняла – это не равнодушие, а инстинкт самосохранения. Защитная реакция психики. Чтобы не сойти с ума и не слететь с катушек. Жить так, чтобы считаться хотя бы человеком «в пределах нормы». О, это еще одно мое любимое выражение из детства. «Развитие в пределах нормы». И как было важно попасть в эти пределы, которые не пойми кто придумал и ввел. Стасик тоже был «в пределах нормы». Как уж ему это удавалось, не знаю. Он-то явно был далеко за пределами этой дебильной нормы. Как и все нормы для детей, вместе взятые.

Ребенок не может быть в норме. Никогда. Ребенок живет и развивается вне всяких норм. И только тогда он вырастет хотя бы немного нормальным в отличие от своих придурочных родителей. Интересно, а нормальные родители в природе вообще существуют? Или это так положено – растить детей, но не любить их? Моя мама меня точно не любила. Она обо мне заботилась. Мама Стасика тоже его не любила, но ни за что бы в этом не призналась даже самой себе. И, конечно, тоже заботилась о сыне, потому что так полагалось. Даже Светку с Ленкой родители не любили. Они дочек растили и делали все что положено и даже больше. Все родители переживают только об одном – чтобы ребенок себя не покалечил, не заболел, не устроил истерику. Потому что тогда за него будет стыдно или неловко. Тогда он доставит дополнительные хлопоты и неприятности. Чему нас учили? Сидеть тихо, не бегать, не орать, не драться, играть в подвижные игры осторожно. Не лезть, не залезать, не трогать, не двигаться. Образцово-показательный ребенок тот, который сидит молча и ровно на стуле и лепит из пластилина. Даже не вырезает аппликации, потому что это тоже может привести к проблемам – не дай бог в глаз ножницами ткнет. Знаете, у нас проводили в детском саду открытые уроки – приходили с проверкой разные взрослые, и мы что-то лепили, читали стихи, пели песни и маршировали строем. Мне до одури хотелось посадить на наше место хоть одного взрослого. Оставить его в группе на целый день под приглядом Елены Ивановны. И чтобы он на собственной шкуре узнал или вспомнил, каково это – быть ребенком в детском саду. Делать то, что не хочешь, но что положено по расписанию. Есть то, что ненавидишь, но согласно нормам санэпидстанции и допустимому количеству калорий для данной возрастной категории. Умирать от унижения, когда Елена Ивановна на тебя орет и обзывает. Сдерживать слезы, когда она тебя расчесывает после тихого часа. Ходить в туалет при всех, потому что детям противопоказаны двери с защелками. Да и элементарное уединение запрещено. Нельзя во время прогулки уходить за веранду, нельзя прятаться в деревьях и кустах. Нельзя даже просто сидеть и смотреть на облака – это признак ненормальности и повод для перевода в сад для дебилов. Созерцать, любоваться, думать, рассуждать – под строгим запретом. Или отправляйся в сад для дебилов. Там это все позволительно. Но назад дороги нет. Сад для дебилов прямиков ведет в «лесную школу». Клеймо остается на всю жизнь. Даже если ребенок хотя бы неделю походит на пятидневку, он уже никогда не сможет стать прежним. Я это знаю по собственному опыту. Никто никогда из детей, уходивших из нашего сада, не возвращался. Кроме меня.

Тот карантин окончательно сблизил нас со Стасиком, мы подружились и почти целый месяц жили счастливо. Опять же потом я поняла, что месяц – это много и мало одновременно.

– Странно, что ты не заболела, – сказала мне однажды Елена Ивановна, когда из нашей группы осталось всего семь человек.

Я тоже думала – почему не заболела? И представляла себе варианты – что бы было, если бы заболела, а что будет, если не заболею? Всякий раз получалось, что болеть мне ну никак нельзя. Потому что если заболею, то стану как все. А если не заболею, то буду читать стихотворение на утреннике. Вместо Светки и Ленки.

Стасик тоже никак не заболевал, хотя его мама отвела его к заболевшему мальчику, чтобы он заразился. Мама Стасика считала, что лучше переболеть в детстве вместе со всем коллективом. Но у Стасика, несмотря на внешнюю щуплость, оказалось лошадиное здоровье. Если моя мама радовалась тому, что я не болею и со мной не нужно сидеть, то мама Стасика недоумевала – даже здесь он не такой, как все дети. Даже заболеть нормально не может.