На кресах всходних - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Попов cтр.№ 46

На счастье молодых Порхневичей, был среди них Василь — на год моложе старшего брата и на две головы умнее. Именно он окорачивал Михася и не давал ему окончательно зарваться и довести дело до настоящей драки. Сыновья Тараса Зенон и Анатоль, наоборот, всегда были готовы кинуться на зов Михася и проучить Мирона, когда он совсем уж пановал над их двоюродным братом. Но тут опять-таки Василь благоразумно смягчал верноподданнический порыв родственников и сохранял баланс ситуации.

У Михася была и еще одна причина ненавидеть Мирона — Янина. Обе сестренки, и она, и Станислава, любили посмеяться Мироновым шуточкам, и это было бы просто немного неприятно, но с некоторого момента всем стало очевидно, что смеются они по-разному. Станислава — девка крепкая, жизненно деловитая, смеялась просто так, можно сказать, от животного молодежного здоровья, а Янина проникалась к балагуру, и вскоре прониклась окончательно. С полной и даже жадной взаимностью с его стороны.

«Ишь, чего удумал!» — нахмурился Витольд Ромуальдович, когда до него дошло, что там творится, на ниве утреннего образования. Хохляцкая сирота не понял, что имеет право только на одно чувство — нижайшей благодарности в адрес благодетельного семейства, и не пихать бы ему свой стоптанный отцовский сапог на богатый двор. Витольд оказался в роли пана Богдана и стал думать над мерами.

Как-то утром, упросив отца оставить дома Василя и Янину под предлогом срочной работы по хозяйству, Михась с Зеноном и Анатолем проучили Мирона. От троих отбиться трудно, но тому почти удалось, синяки были у всех участников побоища.

Присутствовавший при этом Скиндер молча наблюдал за избиением, и если бы кто-то внимательно смотрел в этот момент именно на него, обязательно подумал бы, что Скиндер скорее готов ринуться на помощь братьям, чем одинокому Мирону. Впрочем, у юного немца были свои основания ненавидеть Мирона, его взяли в школу из жалости, в память о давних днях, и Мирон больше всех тыкал его носом в серое посконство. Специально показывал ему: ты, Жабковский, жаба бледная. Смысл был в том, что если бы они двое составили партию изгоев, то им было бы легче стоять против туповатых братьев Порхневичей. Но Скиндер не мог, ни при каком раскладе не мог встать на сторону Мирона и ненавидел его лютей, чем все прочие.

На следующий день после драки, — а это уже был последний год обучения, когда пан Порхневич рассказывал о звездном небе и читал им «Дзяды», — Мирон как ни в чем не бывало отправился на учебу и стал держаться к Янине еще ближе и вести себя еще откровеннее. Оксана Лавриновна попыталась с ним поговорить: мол, куда тебе против целого зубриного стада. Мирон только загадочно ухмылялся и играл желваками.

Янина ничего отцу говорить не стала: и без разговоров было понятно, что считает отец. Она подольстилась к деду. Тот уже хворал к тому времени — ноги отчего-то стали распухать, и не было возможности поспевать по всему хозяйству, часть обязанностей, а значит, и власти перешла к Витольду. Дед внучку пожалел, он очень ее любил, ее, кстати, все любили, это было существо особенное, редкий цветок, выросший на тоскливом картофельном поле у леса. Многие недоумевали, как среди суглинка и сырого дождя, в этом хвойном краю вечной, непроглядной работы могло появиться это видение. Тонкость черт, естественное, непринужденное изящество внешней повадки, но и жесткая скрытность и сила, когда нужно. Как будто эскизный образ той польскости, к которой тайно стремились все Порхневичи с самых старых времен, был явлен в живом человеке. В семье с ней готовы были носиться, понимая ее необычность, но она не стремилась к поблажкам и была первой работницей. Наоборот, крупная, тоже очень себе видная, статная и бойкая в обхождении Станислава всегда готова была отлынивать от тяпки и тряпки.

Да, дед внучку пожалел и понял, но влиять на ход дела не захотел. Он не имел ничего против хохляцкого следа в родовой линии, но понимал и сына, и уважал Витольдов замысел о Янине; ей явно было уготовано даже больше, чем Венику, выйти на уровень более высокой жизни, раз уж Витольду самому это было не суждено. Янина была шанс, надежда, и тратить ее на Мирона, тем более Мирона Сахоня, было невыносимо для Витольда. К тому же кто повнимательней мог бы различить и еще кой- какие детали, дополнительные сложности в деле.

Янина поняла, что ее любят, но не хотят понять.

Мирона избили еще раз, придравшись к пустяку.

Гражина попробовала урезонить дочь, но из этого ничего не могло выйти и не вышло. Крик, угрозы, слезы. Все зря. Молчит и, кажется, даже загадочно улыбается. Дочка немного презирала и немного жалела мать.

Станислава пробовала подъехать с отговорами, но без успеха тоже, но эта и не очень старалась. Отец велел попробовать, она и попробовала. В эти самые дни она и сама присмотрела себе кое-кого и была плохим агентом по распространению осмотрительности.

Витольд долго готовился, сам удивляясь своим менжеваниям, как ему говорить с дочкой. «Он тебе не пара» — не звучат эти слова, когда всем видно и Янине понятно — только он и пара. Дело в чем-то более жгучем и тяжком. Все же Витольд Ромуальдович как-то начал, улучив момент один на один. Говорил медленно, не сердито, с заботой и смыслом. Выслушала, кивнула — мол, понимаю. Тихонько отошла к копне сена и наложила на нее меланхолические вилы. Витольд понял: разговор состоялся, и разговора не получилось.

Мирон медленно поднимался из охвостья деревни к середине ее тела, что была отмечена знаменитым журавлем. Веска была невелика, но делилась внутри себя на несколько «племен». Если смотреть сверху, напоминала головастика с длинным хвостом. Голова упиралась в мост через Чару. Там стояли дома Михальчиков, Данильчиков, Казимирчиков, Коников, Стрельчиков, у всех у них были лодки, и они из поколения в поколение были не дураки порыбалить. В той части, что можно было назвать «тулово», располагались дома правящих Порхневичами Порхневичей в окружении хат двоюродных братьев, троюродных, кумов, сватов и прочих однофамильных свояков. Среди них тоже иной раз оказывались рыбаки, но как исключение. В подбрюшье у скучившихся вместе Порхневичей расположились Цыдики, Саванцы, Пацикайлики. Хвост, криво уходящий в толщу леса, был заселен Кротами, Лосями, Куницами и прочим зверьем. Их никогда не видели на рыбалке.

Мирон то хотел, чтобы кто-то попался ему навстречу, то не хотел. Вдруг начинал мечтать, что вдруг хоть кто-то из хлопцев или соседей проявит себя на его стороне и он подойдет к воротам Витольда Ромуальдовича во главе целого мирного войска сочувствующих. Почти сразу одергивал себя — Сахони тут на полуправах, а его самого мало кто любит, а те, что из семейств попроще, пожалуй что и ненавидят, как ученика польской школы. Высунулся из ряда, так уж хотя бы красуйся.

Странно вот еще что: стоит перейти с левой стороны улицы на правую — и будто переедешь из страны в страну. По левой части живут люди чистоплотного нрава. Все небольшие, рыжеватые, бойкие, говорливые, все в веснушках и прыщах. Живут они удивительно чисто, выскобленные деревянные полы, промытые всегда окна, иконы в углу всегда в начищенных окладах, и дома все увешано пучками разных ароматических трав — чабрец, иван-чай, тысячелистник. Керосиновые лампы под потолком на крючке и даже абажур из специальной желтой бумаги. Одеты все, и хозяин, и жена-дети, в застиранное, но чистенькое.