Сильвандир - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 72

— Я Роже Танкред д'Ангилем… по ошибке взятый под стражу, — ответил шевалье. — Вы совершенно правы, я должен был первый назвать себя. Но а кто же вы?

— Я, сударь? Я номер сто пятьдесят восьмой.

— Что значит «номер сто пятьдесят восьмой»?

— Этот номер заменяет мне имя и титул. Завтра вы тоже больше не будете именоваться «шевалье д'Ангилем», а станете номером сто пятьдесят девятым, сто шестидесятым, сто шестьдесят первым.

Роже вздрогнул при мысли, что, утратив свободу, он вдобавок утратит и свое имя, перестанет быть человеком и сделается всего лишь номером.

— Стало быть, вы здесь так давно, что уже успели позабыть свое настоящее имя?

— Нет, я его не забыл, но меня, пожалуй, накажут, если я его вспомню, — снова послышалось из темноты.

— Черт побери! До чего же вы осторожны, сударь! — воскликнул шевалье.

— Если бы вы, как я, просидели за решеткой десять лет, три месяца и пять дней, — отвечал невидимый собеседник, — ручаюсь, вы тоже стали бы проявлять осторожность.

— Десять лет! — вырвалось у Роже. — Десять лет, три месяца и пять дней! Да я бы лучше десять раз разбил себе голову о стену.

— Сударь, — послышалось из темноты, — разрешите мне не отвечать вам.

— А собственно, почему?

— Потому что великий наш король Людовик Четырнадцатый, да сохранит его Господь, волен называть нас по имени или, если ему заблагорассудится, присваивать нам номер и держать нас у себя в замке столько времени, сколько ему будет угодно.

— О, я узнал вас по этому ответу! — воскликнул Роже. — Чрезмерная осторожность выдала вас: вы граф д'Олибарюс!

— Никакой я не граф д'Олибарюс! — крикнул невидимый собеседник. — Я заключенный номер сто пятьдесят восьмой.

В эту минуту в коридоре послышались шаги.

— Ах, вы меня погубили! — вскричал злополучный граф. — И губите уже вторично; в первый раз вы заговорили со мною в Фор-л'Евеке; когда комендант обнаружил, что вы пытались бежать, он, видимо, подумал, что я ваш сообщник, и меня перевели сюда. А теперь вы вторично заговорили со мной, и меня, конечно, отправят в одиночную камеру, откуда я уже никогда больше не выйду.

Стало слышно, как отпирают первую дверь.

— Однако, граф… — начал Роже.

— Замолчите, сударь, ради Бога, замолчите! Тише, ни слова больше! Я вас не знаю, я с вами никогда не разговаривал, я вас в жизни не видел.

И, завернувшись в одеяло, граф д'Олибарюс, уткнулся носом в стену.

Но злосчастный узник ошибся в своих мрачных предположениях: в камеру к ним пришли просто для того, чтобы поставить походную кровать для его товарища по заключению.

Такая забота доставила большое удовольствие д'Ангилему, он был бы и вовсе доволен своим положением, если бы мог прочесть письмо от Кретте, которое все время нащупывал в своем кармане; однако, пока расставляли кровать, стражники не отходили от него; впрочем, это продолжалось недолго, но когда они вышли из камеры, то унесли с собою свечу.

Шевалье уже решил, что избавился наконец от их присутствия, как вдруг один из надзирателей вернулся, притворил дверь и сказал:

— Кстати, вновь прибывший именуется отныне «заключенный номер сто шестьдесят девять».

— Черт побери! — пробормотал Роже. — Кажется, после графа д'Олибарюса в замок его величества прибыло уже десять новых жильцов.

И он улегся, утешая себя мыслью, что если Бастилия заполняется с такой быстротой, то ее старожилов вскоре начнут выставлять за дверь или же заведут общие камеры на восемь, а то и на десять человек; в первом случае это должно было привести к исполнению самого заветного желания Роже, а во втором — доставить ему, по крайней мере, хотя бы некоторое развлечение.

С этой приятной мыслью шевалье и уснул, сжимая в руке письмо маркиза де Кретте: он решил прочесть его, как только в его темницу проникнет первый солнечный луч.

Но человек — в несчастье, как и в счастье, — не может ничего заранее предугадать. Роже спал так крепко, как спят люди совершенно счастливые и всем довольные, и проснулся лишь поздно утром. Он только с трудом вспомнил, где находится. Вид графа д'Олибарюса, который, сидя на своем ложе, собственноручно пришивал кисточку к своему ночному колпаку, и вовсе сбил шевалье с толку; но, оглядевшись вокруг и порывшись в памяти, Роже сообразил наконец, что он в Бастилии.

Затем все подробности вчерашнего вечера всплыли у него в голове, и он припомнил, что сопровождавший его мушкетер незаметно сунул ему в руку письмо от Кретте, которое он до сих пор так и не сумел прочесть; вспомнил он, что заснул с этим письмом в руке, решив прочитать его на рассвете.

Роже вздрогнул при мысли, что мог потерять письмо; он поспешно принялся искать его и, к счастью, нашел у себя под подушкой.

Письмо от Кретте состояло из нескольких строк:

«Я знаю, что тебя переводят из Фор-л'Евека в Бастилию, и при помощи Кло-Рено (он, как ты знаешь, лейтенант серых мушкетеров) пересылаю тебе эту записку. Твоя жена пока еще не отыскалась; хоть я и боюсь привести тебя в отчаяние, все же не скрою: по-моему, она имеет прямое касательство к тому, что тебя заключили под стражу. Руаянкур в милости еще больше, чем когда-либо прежде, и по тому, как со мной разговаривали, когда я хлопотал о твоем освобождении, я убедился, что удар тебе нанесен именно оттуда. Утверждают, будто в твоих бумагах нашли написанную твоей рукой песенку, где высмеивалась госпожа де Ментенон; должно быть, это одна из тех песенок, которые ты нам пел в Сен-Жермене. Так что, сам понимаешь, только твоя жена могла совершить это мелкое предательство.

Вот почему мы ничего не в силах сделать для твоего освобождения. Постарайся бежать и мчись прямо ко мне. Для тебя уже приготовлены два или три костюма, они изменят твой облик; ты будешь скакать днем и ночью и уже через сутки очутишься за границей».

Письмо это как громом поразило Роже. Он и раньше предполагал, что его жена виновна перед ним, подозревал, что она ему неверна, но то, что она могла дойти до подобной низости и упрятать его в тюрьму, просто не умещалась у него в голове. И все же приходилось этому верить: ведь его арест, конечно, наделал много шуму. Трудно было предположить, что Сильвандир ничего не знала об аресте мужа, а если допустить, что она о нем знала, но не имела к этому отношения, то как можно объяснить, что она не поспешила в Париж и не начала хлопотать о его освобождении? Почему она до сих пор не прибегла к помощи друзей метра Буто и маркиза де Руаянкура? Почему не добивалась и не добилась свидания с мужем, хотя бы свидания при свидетелях, в чем женам редко отказывали? Нет, приходилось верить тому, о чем писал Кретте. Ведь не ошибся же он, когда предсказывал, что ждет шевалье в будущем, и он тем более мог оказаться прав теперь, когда речь шла о прошлом.