– Мама! Осторожно! – бросилась к ней Лялька, на самом деле больше обеспокоенная судьбой котенка, чем собственной матери. – Она не умрет?
– Нет, конечно, – самонадеянно ответила Алла Викторовна, думая, что поступает гуманно. – Просто ее надо поить и поить.
«Поить и поить» не получилось: Дымка воду не принимала. В ночь у нее началось слюнотечение, а через какое-то время – рвота.
– Что-то мне подсказывает, что она сдохнет, – лежа в кровати, поделился с женой своими подозрениями поэт, категорически не желавший выступать в роли могильщика.
– А может, не сдохнет. – Алла Викторовна не теряла надежды, собираясь утром отвезти кошку к ветеринару. Но ничего подобного делать не пришлось: истошный Лялькин вопль поднял всех с кроватей ни свет ни заря.
Дымка лежала на подстилке в странной позе: голова была неестественно отброшена назад, а тело выгнуто, словно его переломили в хребте. Изо рта свисали густые мутно-белесые слюни. Алла Викторовна нагнулась, чтобы рассмотреть их, и поняла, что это пена, плотная, с почти неразличимыми пузырьками.
– Давай ее сюда, – тронул Аллу за плечо муж, протягивая старую матерчатую сумку. – Я ее на помойку выброшу.
– Я с тобой, – взвилась Лялька, намереваясь проводить Дымку в последний путь.
– Никто никуда не пойдет. – Алле Викторовне было не до шуток. – Сама отвезу ее на вскрытие.
При слове «вскрытие» слезами залилась даже Марина.
– Не надо, – заканючила она непонятно из каких соображений.
– Надо, – отчеканила мать и быстро собралась, мысленно проклиная себя за неосмотрительность: по всему было видно, что у кошки бешенство. Алла растерянно посмотрела на место укуса, холодея от ужаса при мысли, что будет дальше.
Как врач она не могла не понимать серьезности ситуации, но как человек еще пыталась на что-то надеяться. Например, на то, что вскрытие не покажет специфических включений в клетках головного мозга, а значит, тельца Бабеша – Негри не будут обнаружены.
«Будут», – понимала Алла, не переставая ругать себя за то, что вчера не удосужилась внимательно осмотреть кошку. «Сапожник без сапог!» – горько вздыхала она, чуть не плача.
Переезжая по мосту с одного берега на другой, Алла Викторовна отрешенно смотрела из окна автобуса на мутную речную воду цвета высушенного табака, железный проклепанный остов моста, запачканный птичьим пометом… Гидрофобия, светобоязнь, судороги, слюнотечение – все совпадало, а она, неоднократно рассказывавшая своим студентам о воздействии вируса бешенства на животного и человека, словно ослепла. «Как же так? – не переставала удивляться Алла Викторовна, придерживая обеими ногами сумку с дохлой кошкой. – Маленький котенок болен бешенством. Значит – от матери. Тогда почему молчат Золотаревы? Или с их кошкой все в порядке? Но так не бывает! Не от хозяев же он, в конце концов, заразился! Предположим, – рассуждала она, – котенок был болен изначально. Тогда – симптоматика должна была проявиться на шестой – двенадцатый день… Дымку Маринка притащила около десяти дней тому назад. Мы тогда обе явились с трофеями: я – с этим дурацким дуршлагом, Марина – с кошкой. То есть все сходится… Но тогда непонятно другое: если бешенство передалось Дымке от матери, то почему болезнь развивалась так долго? Около полутора-двух месяцев?.. Значит, это не бешенство. – Алла Викторовна ухватилась за свои подсчеты, как за соломинку. – А что же это такое? Лжерабиес?» – Она вспомнила латинское название вируса.
«Рабиес или лжерабиес, – покажет вскрытие», – грустно усмехнулась Алла, а потом с облегчением вздохнула – хотя бы в одном повезло: сегодня суббота, в училище идти не нужно, можно заняться делом. Однако радовалась Алла Викторовна недолго, ибо уже в первой ветеринарной клинике ей вежливо отказали, сославшись на отсутствие лаборанта.
– Послушайте. – Реплянко не теряла надежды. – Не исключено, что у кошки бешенство. Я сама врач и знаю, что вы обязаны принять ее у меня и в кратчайшее сроки установить, действительно ли это так. Без вашего заключения никто не рискнет делать вакцинацию.
– Кто ж спорит? – Ветеринар посмотрел на посетительницу сквозь толстые стекла очков: был он лыс, вид имел затрапезный и, судя по всему, похмелился уже с утра.
– Тогда сделайте вскрытие.
– Лаборанта нет. И вообще – посмотрите, сколько людей вы задерживаете.
Алла Викторовна оглянулась: в очереди сидели две женщины, обе с болонками на руках, и девочка, судорожно сжимавшая завернутого в полотенце котенка с проплешинами на голове.
– То есть вы отказываетесь? – уточнила Реплянко официальным тоном, соображая, каким образом добиться справедливости.
– Я не отказываюсь. – Ответ ветеринара ее обескуражил. – Я не могу. Езжайте в центральную. Только она сегодня может не работать.
«Медицинское учреждение!» – негодовала Алла Викторовна все то время, что стояла на остановке в ожидании автобуса. При этом она даже не заметила, что за эти сорок минут рядом с ней не появилось ни души, словно люди знали, что в ее матерчатой сумке скрывается мина замедленного действия.
«Ну сколько же можно!» – наконец не выдержала она и решила поизучать объявления, наклеенные на информационном стенде с расписанием автобусов. На одном из них черным по белому было написано, что «в связи с ремонтом дорог движение на данном участке в субботу и воскресенье временно прекращено до…» Число после этого «до» уже не проглядывалось.
«Я идиотка!» – Алла Викторовна чуть не заплакала, вспомнив, что к ветеринарной клинике она не подъезжала, а минут пятнадцать шла от кольца, где стояло несколько автобусов. Видимо, это была конечная остановка.
Потеряв почти час, Реплянко рванула по знакомому маршруту в надежде, что успеет хоть на какой-нибудь автобус, но удача снова отвернулась от нее – дребезжащий «пазик» ушел из-под носа.
«Да что за чертовщина!» – поразилась собственному невезению Алла Викторовна, вот уже несколько часов пытавшаяся пристроить злосчастный труп кошки. Предположив, что на сегодня ее ангел-хранитель, видимо, взял выходной, она побрела по дороге, надеясь на попутку, но машины, как нарочно, не останавливались, сколько она им ни махала. В результате Аллу подобрал двинувшийся по маршруту автобус, довольно быстро домчавший ее на другой конец города, где находилась Центральная ветеринарная лечебница, на двери которой, как и предсказывалось ранее, висел замок.
Проверив, настоящий ли, Алла Викторовна почувствовала, что близка к истерике.
– Какого черта! – вслух возмутилась она и со всей силы пнула железную дверь, как будто та в чем-то была виновата.
От металлического грохота в боковом пристрое, видимо, использовавшемся как служебный вход, звякнули стекла, и Реплянко показалось, что за зарешеченным окном мелькнула чья-то тень.
– Эй! – истошно завопила она и бросилась к отворившейся со скрипом двери.
Вышел сторож:
– Чё надо?