Своих машин в РОВСе не было.
— Отправить такси, — такое решение приняли собравшиеся и пустили по кругу шляпу: пусть каждый выложит сколько, сколько может.
В шумящий волнующийся кабинет, наполненный членами общества северян, заглянул Скоблин. Поинтересовался, сощурив жёсткие пронзительные глаза:
— Что за шум, а драки нету?
Люди, набившиеся в кабинет Миллера, мигом стихли.
Первым к Скоблину подступил суетливый полковник, который закончил проверку кабинетов и теперь стоял посреди коридора, закинув руки за спину и качаясь на носках своих блестящих сапог.
— Николай Владимирович, вы не знаете, где находится генерал Миллер?
Скоблин сделал удивлённое лицо.
— Не имею представления... А что, собственно, случилось?
— Генерал Миллер пропал.
— Во-первых, генерал Миллер найдётся — не катушка ниток, чтобы закатиться за стол, — сухо и спокойно заметил Скоблин, — а во-вторых, при чём тут я? Я в родственных отношениях с Евгением Карловичем не состою.
— Вас днём видели вместе с генералом.
— Ну и что? Мы встречались с сотрудниками германского посольства по делам РОВСа, после чего я распрощался с Евгением Карловичем...
— Значит, где он может быть, не знаете?
— Естественно, не знаю. У таких людей, как Евгений Карлович, нянек не бывает, — произнёс Скоблин значительно, и полковник, вновь качнувшись на носках сапог, пробормотал сконфуженно «Извините» и отстал от Скоблина.
Скоблин, хоть и был в штатском, вскинул руку к широкому полю шляпы:
— Честь имею, господа!
Больше никто Скоблина не видел!
* * *
Через некоторое время прибыл Кусонский — приехал на такси, которое наняли встревоженные северяне. Стремительным шагом прошёл к себе в кабинет.
Письмо Миллера лежало на столе, на видном месте.
Кусонский взглянул на часы и невольно вздохнул — часы показывали одиннадцать часов вечера. Вскрыл конверт. Пробежал глазами по ровным, написанным чётким каллиграфическим почерком строчкам. «У меня сегодня в 12.30 часов дня свидание с генералом Скоблиным на углу улиц Жасмэн и Раффэ. Он должен отвезти меня на свидание с германским офицером, военным атташе при лимитрофных государствах, Штроманом и с г. Вернером, прикомандированным к здешнему германскому посольству. Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устраивается по инициативе Скоблина. Возможно, что это ловушка, а потому на всякий случай оставляю эту записку. 22 сентября 1937 г. Генерал-лейтенант Миллер».
Кусонский втянул сквозь зубы в себя воздух, будто опалил кипятком рот.
— Где Скоблин?
— Двадцать минут назад был здесь.
— Срочно обыскать помещение! — приказал Кусонский. — Вдруг он где-нибудь задержался?
Обследовали все комнаты, забрались даже в чулан, в котором приходящая уборщица, прибывшая со своими хозяевами в Париж и оставшаяся здесь без средств к существованию, держала веники, совки, два мусорных ведра и тряпки. Скоблина нигде не нашли.
Исчез генерал Скоблин. Как сквозь землю провалился.
— Почуял кот, что не ту птичку съел, — пробурчал Кусонский и стал звонить в германское посольство, чтобы переговорить со Штроманом либо с Вернером.
Оказалось, что Штроман больше недели находится в командировке в Берлине, а о господине Вернере в германском посольстве даже не слышали. Такого сотрудника там нет.
— Час от часу не легче, — оглушённо проговорил Кусонский и повесил трубку на рычаг. Беспомощно посмотрел на людей, набившихся в кабинет. — Что делать?
— Звоните в полицейский участок.
Кусонский вновь глянул на тяжёлый, стоящий на углу стола агрегат с крупным, как суповая тарелка, наборным диском, блестевшим ярко, будто он был сработан из чистого золота, потом отвёл взгляд в сторону:
— Звонить в полицейский участок будем, когда окончательно убедимся, что Евгений Карлович пропал... Был ли кто-нибудь у него на квартире?
Квартира вообще выпала из поля зрения встревоженных членов общества северян.
— Пошлите кого-нибудь на квартиру к Евгению Карловичу, — велел Кусонский, — вдруг он усталый, забыл про заседание и отправился прямо к себе домой? Такое тоже может быть.
Пристыженные северяне притихли. Простая штука — проверить дом — никому из них даже не пришла в голову. Вдруг Евгений Карлович действительно дома?
Мотор, нанятый, чтобы съездить за начальником канцелярии РОВСа Кусонским, ещё стоял у подъезда, не уехал. За рулём такси сидел свой человек — врангелевский штабс-капитан, бывший лётчик, сбитый над Перекопом. С тех пор он за штурвал самолёта не садился — только за руль таксомотора.
Узнав, в чём дело, штабс-капитан отказался брать деньги за проезд. В такси набилось пять человек во главе с Кусонским, и мотор покатил на квартиру к Миллеру.
Дверь открыла встревоженная Наталья Николаевна. Увидев целую толпу солидных господ, она испуганно прижала руки к щекам:
— Что-то случилось с Евгением Карловичем?
— Нет-нет, Наталья Николаевна, ничего не случилось, — поспешил успокоить её Кусонский, — просто шеф отбыл по делам... на одно свидание... А он сейчас очень нужен в канцелярии. Но пока... Как видите, его нет. — Кусонский в красноречивом жесте развёл руки в стороны. — Но это пока...
Он ничего не сказал Наталье Николаевне о том, что Миллер пошёл на свидание к людям, которых в Париже нет. Один из них находится в Берлине, и он, естественно, слыхом не слыхивал, что у него свидание с Миллером, второго вообще не существует в природе. Впрочем, есть, наверное, — в Германии полно людей по фамилии Вернер, но это совсем не те Вернеры...
Напряжение нарастало. Тревога буквально витала в воздухе, людям было страшно. Все понимали, что произошло нечто неординарное, но не хотели в это верить и ёжились ознобно, будто вновь очутились в Архангельске в лютую зимнюю пору.
* * *
Митя Глотов случайно увидел, как крытый серый грузовик с цветным дипломатическим номером, выехавший из двора советской школы, остановился около одного из домов, в ту же секунду на подножку вскочила знакомая фигурка — это была Анечка Бойченко, Митя заспешил было к ней, но в следующее мгновение остановился: у грузовика возник человек, которого он дважды видел на приёме в советском посольстве.
Митя бывал там на приёмах вместе с друзьями — французскими журналистами. Только на этих приёмах и можно было отведать русские блюда, в том числе и роскошную паюсную икру и малосольную селёдку-залом... И вообще — почувствовать, чем пахнет Россия.
Аня поспешно соскочила с подножки большого, тяжело вздыхающего мотором грузовика, посольский деятель выговорил ей что-то строго, девушка вытянулась перед ним, как взводный перед полковым командиром, молча выслушала нотацию. Посольский чиновник, отпуская Аню, сунул ей в руку что-то — то ли деньги, то ли бумаги, издали было не рассмотреть, — и, сохраняя на лице строгость, забрался в кабину автомобиля.