Через десять минут караван, ведомый миноноской, двинулся по Онеге дальше.
Допрашивал Слепцов пленных в трюме монитора, в грузовом отсеке, пахнущем крысами и гнилым сеном.
Из числа подопечных десантников он назначил себе денщика — услужливого парня с круглыми крыжовниковыми глазами по фамилии Крутиков, в прошлом тот работал официантом в одном из вологодских ресторанов и знал, как услужить начальству, — Крутиков принёс в трюм табуретку, поставил её на видном месте. Пояснил:
— Это для господина капитана.
— Слушай, Крутиков, господ-то сейчас нету, — сказал ему Дроздов, извлёк из кармана пачку французских сигарет «Голуаз», небрежно швырнул одну сигарету в рот, зажал её губами.
Обеспечение в войсках Миллера было налажено по первому разряду, не то что в Красной армии или в армии Колчака. В красных войсках нет ничего, хоть шаром покати, командиры дивизий питаются брюквой и чёрными «тошнотиками», как русские бабы издавна зовут грубые, похожие на куски жареного картона оладьи из прошлогодней промерзшей картошки.
Солдаты армии Миллера курили французские и английские сигареты — с куревом был полный порядок, — а красноармейцы — сушёную траву, листья лопуха, перемешанные с растёртыми былками конопли, да толчёную кору.
— Это у тебя, Дроздов, господ нет, а у меня они были, есть и будут, — запоздало ответил Крутиков, выпрямился гордо.
Пришёл Слепцов. Со стеком в руке. В конец стального стержня была впаяна гайка — чтобы удар был ударом, а не дамским поцелуем. Слепцов сел на табуретку и угрюмо глянул на пленных. Поинтересовался тихо:
— Кто такие?
Пленные молчали.
Дроздов, поморщившись болезненно — он не выносил разборок с беззащитными людьми, по крутому деревянному трапу выбрался из трюма. Слепцов недовольно проводил его взглядом и поджал губы. Произнёс прежним тихим и оттого страшным голосом:
— Повторяю вопрос: кто такие?
Пленные продолжали молчать. Капитан поиграл стеком и приказал:
— На колени!
Пленные не шевельнулись. Крутиков не выдержал, подскочил к одному из них, ткнул кулаком в затылок:
— На колени, тебе сказали, вошь красная! Ну!
Пленный медленно повалился на колени, глухо стукнулся костяшками о деревянный настил. Следом Крутиков ударом кулака поставил на колени и второго пленного. Удовлетворённо потёр руки:
— Теперь порядок!
— Ладно, поставлю вопрос иначе, — медленно и тихо произнёс Слепцов.
— Скажите, кто вы. Бойцы Красной армии или обычные обовшивевшие партизаны, у которых нет ни совести, ни чести — ничего... Кто вы?
Пленные не ответили на вопрос.
— Жаль, -— без всякого выражения произнёс Слепцов и неожиданно с силой взмахнул стеком, хлестнул им по голове пленного, находившегося ближе к нему. Тот охнул, покачнулся и ткнулся лицом в настил. — Жаль, — вторично, также без всякого выражения, проговорил капитан, вновь взмахнул стеком.
Второй пленный от удара устоял на коленях, только схватился рукой за лицо, выдавил из себя стон.
Слепцов вздохнул с неподдельной жалостью; всем, кто находился в трюме, показалось, что бесцветные глаза его с красноватыми белками вот-вот наполнятся слезами.
— Ещё раз повторяю вопрос, — произнёс он размеренно, — кто вы?
Пленные и на этот раз не отозвались. Слепцов опять взмахнул стеком. Первый пленный принял удар молча, второй застонал. Кровь из рассечённых лиц закапала на настил. Лицо Слепцова брезгливо дёрнулось.
— Распустили сопли, — произнёс он недовольно, — большевички, мать вашу... — Он выругался сочно, со вкусом — понимал в этом деле толк. — Неужели вам непонятно, что сопротивление бесполезно? У генерала Миллера — сила, англичане с французами и американцами, полные пароходы оружия. Едой и мануфактурой завалены все подвалы в Архангельске, банковская кубышка набита золотом под самую завязку. А что есть у вас, господа хорошие? Драные портянки, Кремль, Ленин, который портит воздух в кабинете? Тьфу!
Слепцов сплюнул себе под ноги, растёр плевок подошвой. — Тьфу! Кому сопротивляться вздумали?
Первый пленный зашевелился, оторвал от груди голову, с трудом выпрямился. Глянул в упор на Слепцова.
— А ведь вы, господин капитан, в Красной армии командиром роты были... В нашем полку, в вологодской дивизии...
— Чего-о-о? — Слепцов привстал на табуретке, перехватил стек левой рукой. — Ты чего, дурак, мелешь?
— Да-да, — пленный тряхнул головой, — я у вас в роте числился. И речи вы тогда произносили совсем иные, г-господин капитан. — Пленный стёр кровь с лица, глянул на ладонь и промычал едва внятно: — Иуда!
— Чего-о? — Слепцов вновь привстал на табуретке, поднял стек, но бить пленного не стал, вытащил из кобуры кольт, небрежно прицелился в голову бывшему своему солдату — тот немигающе, ненавидящим взглядом смотрел на капитана, — и нажал на спусковую собачку.
Громыхнул выстрел. Помещение трюма мигом заполнилось едкой кислой вонью. Пуля вошла пленному в голову, взорвала изнутри череп. Солдат взмахнул руками и опрокинулся на спину.
Из разломанной чёрной головы густо полилась кровь.
— Возьми пару человек и выбрось тело за борт, — велел капитан Крутикову.
На лице Крутикова при виде этой страшной картины ничего не отразилось, он послушно притиснул ладонь к козырьку фуражки и исчез.
Капитан недовольно пожевал губами — не ожидал встретить своего сослуживца по Красной армии, хлобыстнул стеком по толстой кожаной краге. Остановил взгляд на втором пленнике.
— А ты, чучело гороховое, — заговорил он медленно, свистящим шёпотом, — беги к своим с приказом от командования экспедиции: нечего вам, русским мужикам, кормить вшей в партизанах... Понял?
Глаза у Слепцова сжались, обратились в маленькие жёсткие щёлочки, пленный втянул голову в плечи. Смотреть на своего убитого товарища он боялся.
— Понял, спрашиваю? — Капитан угрожающе повысил голос. Пленный поспешно кивнул, губы у него подрагивали.
— Не слышу голоса!
— Понял, — внятно проговорил пленный.
— То-то же. — Слепцов стукнул стеком по ладони. — Пусть мужики бросают оружие и расходятся по домам. Если встретим без оружия — никого не тронем, если же у кого-нибудь найдём ржавую винтовку — тогда всё: никого щадить не будем, расстреливать станем целыми семьями. Так и передай своим.
Сверху, грохоча каблуками по ступеням лестницы, спустились двое солдат с винтовками и Крутиков. Капитан ткнул в расстрелянного пальцем.
— Давайте-ка, братцы, этого дохляка за борт... Пусть плывёт восвояси — нечего пачкать нам казённое имущество. Весь пароход заляпал своей кровью.