Другая правда. Том 1  - читать онлайн книгу. Автор: Александра Маринина cтр.№ 53

Пицца, которую принес Петр, оказалась все-таки солоноватой для Насти, и ей с трудом удалось запихнуть в себя два куска, запивая огромным количеством сначала воды, потом кофе. Журналист ел с аппетитом, настроение у него поднялось.

– Анастасия Павловна, вы сегодня Шекли упомянули… – начал он.

– Да, и что?

– Вы читаете фантастику? Любите?

– Сейчас – нет, не люблю и не читаю. А в далекой молодости очень даже любила, зачитывалась Кларком, Азимовым, Шекли. Почему вы спросили?

– Просто удивился. Вы такая серьезная…

Он сбился и отчего-то смутился.

– Вы хотели сказать «старая», – заметила Настя, усмехнувшись. – Да ладно, не краснейте, все понятно. Забавная у вас логика. Азимов написал один из самых известных своих романов, «Край основания», когда ему было за шестьдесят. Кларк написал свои «Рифы Тапробаны» в восемьдесят пять лет, после этого он уже писал только в соавторстве, потому что тяжело болел рассеянным склерозом. Но ведь писал! Почти до самой своей смерти писал, еще три года после «Рифов». Получается, что если мужчина преклонных лет пишет книги в жанре научной фантастики, то это нормально, а если женщина такого же возраста эти книги читает, то это повод для удивления. Вы сексист, мой друг?

– Ну Анастасия Павловна! Опять вы меня шпыняете! Я просто спросил.

– То есть вы не сексист? Тогда осмелюсь предположить, что вы считаете бывших милиционеров туповатыми и недалекими служаками, отсюда и удивление. Старая тетка, всю жизнь носившая погоны, бабушка-пенсионерка, далекая от высокодуховного искусства – и вдруг чего-то там понимает в фантастике. Нонсенс!

Петр поперхнулся, закашлялся.

– Да шучу я, расслабьтесь. Не принимайте всерьез то, что я говорю, когда мы не занимаемся. У меня ужасный характер, это известно всем, в том числе и мне. Всегда был, а с возрастом усугубился. Я во время работы и я на кухне за чашкой кофе – это две разные женщины.

Петр нахмурился, посмотрел на нее сосредоточенно и, как ей показалось, немного настороженно.

– Вы имеете в виду, что вы двуличны?

– А вы считаете меня настолько примитивной, что я обхожусь всего двумя лицами? Любой человек многолик, многогранен, многокрасочен. У каждого из нас внутри столько всего перемешано, что никто разобраться не может, даже высокопрофессиональные психологи. Именно поэтому так опасны быстрые и поверхностные суждения о людях. Они почти всегда оказываются ошибочными. Как говорится, если женщина носит на пальце обручальное кольцо, это не означает, что она замужем.

Петр уставился куда-то поверх Настиной головы, а потом неожиданно спросил:

– А если женщина… ну, то есть девушка, носит в руке белую розу, это что-нибудь означает?

Настя пожала плечами.

– Понятия не имею. Какой странный вопрос… Она что, постоянно носит в руке розу? Каждый день с утра до вечера?

– Не знаю… В субботу на аукционе была одна девушка, Катя Волохина, она в детском хосписе работает, я вам вчера рассказывал. Сначала на пресс-конференции я розу не заметил, наверное, она на столе лежала и за табличкой было не видно. А потом она взяла цветок в руки и так и держала до конца аукциона.

Девушка, значит, была. Катя Волохина, единственная, кого он постоянно называл по имени, рассказывая об аукционе. То-то Петя в воскресенье был таким рассеянным, не мог собраться и сосредоточиться, пришлось занятия раньше положенного прекратить. Настя думала, что парень просто не выспался, дело читал всю ночь, а он, оказывается, о девушке с розой думал. Молодость! Переживания, влюбленности… Прекрасное время.

– Красивая? – спросила она, стараясь не улыбаться, чтобы не отпугнуть Петра.

– Да, белая такая, крупная, только-только бутон начал раскрываться.

Тут Настя не выдержала и расхохоталась.

– Да не роза! – выдавила она сквозь смех. – Девушка! Девушка красивая?

– Девушка, – растерянно повторил вслед за ней Петр. – Наверное, красивая. Я не всматривался.

«Ага, – подумала Настя, – не всматривался ты, как же. Уж так не всматривался, что целых два дня забыть не можешь».

– На этом, дамы и господа, наш обед окончен, – объявила она. – Переходим к акту судебно-психиатрической экспертизы.

Они вернулись в комнату и уткнулись каждый в свой экран. Читать акт было невероятно трудно, текст выполнен на принтере, и то ли порошок в картридже заканчивался, когда печатали документ, то ли от времени истаял цвет, но на фотографии все было настолько бледным, что приходилось даже в очках сильно напрягать зрение. У криминалистов есть такой термин «угасание текста». Вот именно так угасание и выглядит.

– Давайте распечатаем, – сказала Настя. – С фильтрами должно получиться более четко, иначе мы с вами глаза сломаем. А документ очень важный, мы должны изучить его от и до, не пропуская ни слова. Я успела прочитать только половину последней страницы, где сформулировано собственно заключение, и то у меня в висках заныло.

Акт распечатали в двух экземплярах, получилось действительно намного лучше, чем выглядело на фотографии. После вводной части с перечислением членов экспертной комиссии и прочих обязательных элементов шел раздел «Обстоятельства дела».

– Это можно не читать, – решительно заявил Петр. – Это всё мы и так знаем.

Настя пробежала глазами первую фразу, покачала головой.

– Я бы на вашем месте прочитала.

Петр послушно начал читать, но тут же вскинул голову и уставился на Настю:

– Откуда это взялось?

Она кивнула:

– Вот и я о том же. «Сокольников А.А. обвиняется в том, что двадцатого июня девяносто восьмого года по месту проживания совершил убийство мужа и жены Даниловых и их ребенка, девочки шести лет», – зачитала Настя. – В тех документах, которые мы успели прочитать, нет ни слова о том, что Сокольников убил ребенка. Та версия, которая прозвучала в момент явки с повинной, пока ничем не опровергнута, в убийстве девочки он не признавался. Так откуда взялось обвинение в третьем убийстве? Можно предположить, что эксперт, составлявший окончательный вариант акта, скопировал формулировку дословно из постановления следователя о назначении экспертизы, особо не заморачиваясь. Проверить это мы никак не можем, ибо первой страницы постановления у нас нет, есть только вторая, где уже идет перечень вопросов к экспертам. Но почему следователь так написал в постановлении – это вопрос хороший.

– Следователь мог ошибиться?

– Легко. Он такой же человек, как все. А устает больше многих других. Но ошибка не пустяковая, и ее должен был заметить адвокат и поднять хай. Посмотрим, возможно, именно так и произошло, это мы увидим из других документов, до которых мы пока не добрались.

Второй раздел акта начинался словами: «Со слов испытуемого, из материалов уголовного дела и медицинских документов известно следующее…» Далее следовало подробное и последовательное перечисление всех подтвержденных документами заболеваний и проблем со здоровьем. Особенности поведения тоже не были забыты, но информация основывалась на жалобах матери Сокольникова при обращении к детскому психиатру (есть записи в медкарте, приобщены к делу), а часть – на показаниях матери и самого Сокольникова во время допросов. Насколько можно им верить – сказать трудно. «В поведении неуправляем, агрессивен, бил мать и бабушку. При неудовлетворенном желании кидался на родителей с ножом, угрожал суицидом (выброситься в окно). Любил быть в центре внимания, фантазировать. Любил животных, но часто их мучил, тискал, сильно сдавливал. Любил также смотреть фильмы об убийствах, жестоких пытках. В связи с таким поведением был в возрасте 7 лет госпитализирован в детскую психиатрическую больницу… Упрям, своенравен, капризен, эмоционально холоден, жесток. Интеллект соответствует пограничной умственной отсталости… Выписан с диагнозом „Пограничная умственная отсталость, обусловленная постнатальными вредностями с невропатическим синдромом на фоне семейно-бытовой запущенности“. Рекомендовано обучение в диагностическом классе с последующим переводом в школу для детей с задержкой в развитии».