Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Дружников cтр.№ 18

Индустриализация страны и рост армии требовали увеличения людских ресурсов и хлеба. Того и другого не хватало. В стране копилось массовое недовольство. В секретном докладе члена Политбюро и тогдашнего теоретика партии Бухарина говорилось, что коллективизация потерпела неудачу, что колхозы разваливаются, что деревни голодают и в стране настало великое оскудение. Пахло катастрофой, в которой обвиняли Сталина. Ему и его сторонникам, чтобы удержаться у власти, предстояло безотлагательно решить четыре государственные задачи: во-первых, найти дешевую, а лучше бесплатную рабочую силу; во-вторых, любым путем достать хлеб; в-третьих, подавить недовольство. И, наконец, найти, на кого свалить вину за нищету и голод.

По законам тех лет, крестьянин мог продавать или не продавать излишки хлеба государству. Цены на хлеб, навязанные властями, были низкими. Крестьяне не желали отдавать хлеб за бесценок. Тогда власти, в противоречии со своими же законами, приняли постановление, по которому, в случае отказа крестьян продавать, хлеб отбирался силой. Какому крестьянину до большевиков пришло бы в голову закапывать в землю хлеб? Начиная с 1928 года за отказ отдавать хлеб в судах стали применять статью 107 Уголовного кодекса: конфискация имущества за спекуляцию. Член Политбюро Серго Орджоникидзе на XV съезде партии говорил, что придется потянуть в суд около 15 процентов населения. Он потребовал «скорости производства судебных процессов» ^[84].

В Кремле считали, что коллективизация спасет от продовольственного кризиса. Оказалось, наоборот. Тяжелейший продовольственный кризис явился результатом насильственной коллективизации. Виновных нашел Сталин. Вождь партии объяснил голод наступившей в стране плохой погодой, но главная причина — «сопротивление кулацких и зажиточных элементов деревни». Хлеб, по выражению Сталина, «приходится брать в порядке организованного давления». Сталин в речи «О правом уклоне в ВКП(б)» требовал «ликвидировать психологию самотека». Не людей — это звучало бы грубо, — а лишь психологию. На эвфемистическом языке тех лет советская власть, как писалось в «Истории ВКП(б)» в 1938 году, «сняла запрет с раскулачивания» или, еще более образно, развязала «творчество самих колхозников», которые «требовали от Советской власти ареста и выселения кулаков» ^[85].

Что же реально представлял собой кулак? Это, как правило, физически здоровый и предприимчивый крестьянин, с которым вместе работали несколько взрослых сыновей. Если глава семьи видел, что с уборкой урожая не справится, он нанимал другого крестьянина, кормил, поил его и платил, как правило, хлебом. Кулак мог быть жадным, но не мог быть ленивым, мог быть хитрым, но не мог быть жуликом. В кулаках сосредоточилась сила деревни, ее богатство, инициатива, сытость всей России, возможность продавать излишки хлеба за границу. Ликвидировать кулака — значило то же самое, что ликвидировать американского фермера. Кто бы кормил сегодня Америку и еще полмира?

Большевики призывали уничтожить кулачество как класс, но класс кулаков — выдумка, классом было крестьянство, владевшее мелкой собственностью, которую партия пока не смогла прибрать к рукам. Злоба и клевета стали инструментами политики. Система обмена труда на труд между городом и деревней оказалась разрушенной, и партийная верхушка утвердила эксплуатацию крестьян рабочими. Для натравливания рабочих на крестьян разжигали ненависть. Ленин стал утверждать, что крестьянин — не труженик, а «является полутружеником, полуспекулянтом». Со свойственной ему политической фантазией он заявил, что крестьянин есть «мелкобуржуазная стихия», и поэтому он представляет для диктатуры пролетариата опасность, «во много раз превышающую всех Деникиных, Колчаков и Юденичей, сложенных вместе». Разжигая ненависть, Ленин лгал: «Кулак бешено ненавидит Советскую власть и готов передушить, перерезать сотни тысяч рабочих». Ленин запугивал: с теми, кто не поймет разницы между крестьянином и кулаком, «мы будем обращаться, как с белогвардейцами» ^[86]. Брань Ленина по адресу кулаков мы цитировать не будем. Такая теоретическая база Сталина вполне устраивала.

Вся мощь репрессивного аппарата СССР обрушилась на кулака. В 1919 году 30 тысяч партийных работников отправились на фронт Гражданской войны, десять лег спустя столько же вооруженных горожан отправились проводить коллективизацию в деревне. Шла, по сути дела, Вторая гражданская война, в разгар которой возникло дело Павлика Морозова.

Весной 1932 года 17-я конференция партии сформулировала основную политическую задачу до 1937 года. Это «окончательная ликвидация капиталистических элементов и полное уничтожение причин, порождающих эксплуатацию». Этими «элементами» и «причинами» были люди. Любопытно, что в литературе о массовых репрессиях 30-х годов не упоминается факт, что репрессии планировались заранее, как одна из основных задач второй пятилетки, как производство угля и металла. Год 1937-й становился завершающим, ударным годом пятилетки и в области репрессий, в сущности, государственным планом грабежа и ликвидации части собственных граждан. И о выполнении его рапортовали наверх.

С одной стороны, коллективизация проводилась добровольно, с другой — под страхом наказания и к определенному сроку. Двойная жизнь страны, которая начала складываться сразу после революции, теперь действовала на полную мощь. Внешний слой — законность, конституция, публикуемые постановления; внутренний слой жизни — секретные и служебные инструкции, противоречащие законам, отражающие реальность и произвол коммунистической диктатуры. Тень уполномоченного по хлебозаготовкам стала зловещей: ее появление возле любого деревенского дома означало, что ночью придут с обыском, увезут хлеб и уведут кормильца.

Бронзовый монумент герою-пионеру Павлику Морозову на Красной Пресне был единственным в мировой истории памятником доносчику. Москва. Фотография 1980-х гг.

Деревня Герасимовка, родина юного героя, отмечена точкой па карте бывшего Советского Союза

Показательный процесс: па сцене судьи, в зале заседания зрители. Тавда. 1932. Фотографии Союзфото (ТАСС)

На скамье подсудимых. Слева направо; Арсений Силин, Данила Морозов, Арсений Кулуканов, Сергей Морозов, Ксения Морозова. Фотография из журнала «Пионер» (1933. № 5-6)