– Почему вы с тетей Эштин опять ссоритесь? – входя в кухню, говорит Джулиан, наблюдая, как я достаю из холодильника продукты.
– Мы не ссоримся. Мы спорим. Хочешь перекусить?
Он кивает.
– Представляешь, когда хмуришься, работает больше мышц, чем когда улыбаешься.
– Значит, лицевые мышцы я тренирую по полной. – В блендере я готовлю Джулиану смузи из бананового йогурта и шпината, наливаю в стакан и протягиваю ему. – Вот, пей. Это вкусно.
– Но он зеленый. – Ребенок смотрит на жидкость как на что-то ядовитое. – Я… я не люблю зеленые напитки.
Каждое воскресенье мама, проснувшись, готовила нам обоим смузи. У нас была традиция чокаться стаканами перед тем, как выпить.
– Попробуй. – Себе я тоже наливаю смузи в стакан. – Будем здоровы.
– Дерек, ни один ребенок не захочет пить эту здоровую бурду. – Эштин достает из шкафа пачку печенья и упаковку маршмеллоу. – Джулиан, я сделаю тебе кое-что получше жидкой травы.
Она радостно принимается за приготовление крошечных сэндвичей из печенья и маршмеллоу, которые «жарит» в микроволновке.
– Главное, не передержать их там, – объясняет она, сквозь окошко заглядывая в микроволновку, вместе с сэндвичами заодно «поджаривая» и клетки головного мозга. – А то маршмеллоу пригорит.
Достав тарелку, она, гордая собой, ставит ее перед Джулианом. Тот смотрит на печенья-сэндвичи, на смузи, на меня и, наконец, на Эштин. Мальчику предстоит вынести вердикт в нашем маленьком состязании.
– Я лучше сыр-косичку возьму. – Джулиан достает сыр из холодильника и, помахивая им, уходит. – Пока!
Эштин старательно поедает отвергнутые сэндвичи, а я из кожи вон лезу, чтобы не обращать внимания на блаженный стон, который она издает после каждого кусочка. От этих стонов в голову приходят такие мысли, на которые я права не имею. Покончив с печеньем, она опять вытаскивает из мусора письмо.
– Брось, а?
– Нет. – Она протягивает конверт, буквально силой вкладывая его мне в руку. – Прочитай.
– Зачем?
– За тем, что твоя бабушка больна и хочет тебя видеть. Кажется, она умирает.
– Мне до лампочки. – По крайней мере, хочу, чтобы было до лампочки. Поставив стакан на стол, я смотрю на конверт.
– Ну же! Ты ведь не настолько бесчувственный. Отнесись хоть к чему-то в жизни серьезно, кроме этих твоих противных смузи.
Она оставляет разорванный конверт на столе. В мусорном баке было бы уместнее. Черт возьми! Если бы она не вытащила и не прочитала его, можно было бы сделать вид, что никакого письма нет. Я бы не узнал, что бабушка умирает. Разумеется, мне все равно. Я совсем не знаю эту женщину. Она не пришла на помощь маме, даже когда та заболела и сильно в ней нуждалась. Так почему я должен с готовностью подставить плечо ей? Ответ простой: не стану. Схватив конверт, кидаю его обратно в мусор.
Тем же вечером Джулиан, увидев во дворе светлячков, выбегает на улицу. Я беру из кухни стеклянную банку, чтобы было куда их ловить.
– Почему вы с тетей Эштин все время ссоритесь? – спрашивает Джулиан, пока мы ждем, когда загорятся светлячки.
Ребенок есть ребенок, от него не так-то просто отделаться.
– Чтобы развлечься, наверное.
– Мама говорит, что иногда девчонки ссорятся с мальчишками, когда те им нравятся.
– Ну, я твоей тете Эштин не очень-то нравлюсь.
– А она тебе?
– Конечно, нравится. Она же сестра твоей мамы. Похоже, не убедил.
– А если бы она не была маминой сестрой, то все равно бы тебе нравилась?
Придется объяснить ему доступным языком, чтобы было понятно.
– Джулиан, девочки бывают как нездоровая пища. Красивые и вкусные… но ты знаешь, что они для тебя неполезны, вызывают кариес, и поэтому лучше от них отвязаться. Понимаешь?
Он смотрит на меня округлившимися глазами.
– Значит, тетя Эштин как «Скитлс»?
Я киваю.
– Ага. Целая пачка, и притом большая.
– Терпеть не могу ходить к зубному. – Он возвращается к ловле светлячков: засунув их в банку, усаживается на траву и наблюдает за содержимым. Сосредоточен на мерцающем свете то тут, то там. – Давай их выпустим.
– Согласен.
Открыв крышку, он ждет, пока банка опустеет.
– Теперь вы свободны, – говорит он жучкам бодрым голосом, напоминая свою маму.
Слышно, как сзади открывается дверь. Эштин идет в нашу сторону, глаза обведены карандашом и подкрашены темными тенями. На губах блестит помада. Она переоделась в обтягивающий розовый сарафан, который эффектно подчеркивает загар и стройную фигуру. В таком виде до неприятностей недалеко, попадись она не тому, кому надо. Какая Эштин на самом деле: та, что носит черные худи и футболки, или в облегающей одежде с низким вырезом, от которой балдеют мужчины?
– Что вы тут делаете? – спрашивает она.
– Да светлячков ловим, – отвечает Джулиан, довольно хорошо подражая моему техасскому выговору.
– Можно, я тоже?
Я показываю на пустую банку.
– Ты опоздала. Мы уже закончили. – Улыбка гаснет у нее на лице. – Прости уж, так сказать.
Джулиан касается чарма на ее браслете:
– Классно.
– Бойфренд подарил, – говорит она.
В этом время на своем «Ветте» подкатывает бойфренд – сразу понятно про сексапильное платье. Лэндон выходит из машины и, восхитившись нарядом, прижимает Эштин к себе. Они целуются, но, по мне, даже Фалькор лижет себе промежность с большей страстью.
Глава 20
Эштин
ЛЭНДОН ПРИГЛАСИЛ МЕНЯ на ужин в японский стейк-хаус. Нас подсаживают за стол к шести посетителям, у одного из них день рождения. Они шумные и сильно пьяные.
– Не сын ли ты Картера Макнайта? – спрашивает один из них.
Лэндон гордо выпячивает грудь:
– Да, он самый.
Мой бойфренд внезапно оказывается в центре внимания. Целых два часа, пока продолжается ужин, он болтает с соседями по столу о футболе. Его спрашивают о будущем сезоне, интересуясь, собирается ли он идти по стопам отца. Кивнув, он говорит: «Я собираюсь добиться в карьере большего, чем отец». Это заявление вызывает одобрительные возгласы, словно у нас на глазах рождается профи. Он не говорит им, что я тоже играю. Вечер посвящен ему.
Когда официантка убирает посуду, Лэндон, извинившись, отправляется в туалет. Не проходит и минуты, как его мобильник бесшумно вибрирует. Он лежит на столе, и мне виден экран. Опять Лили… но теперь это ее фотка: она стоит перед зеркалом в одних трусиках. Одной рукой прикрывает грудь, в другой, очевидно, мобильник, улыбка в камеру. Я отворачиваюсь, убеждая себя, что не завидую ее безупречной смуглой коже, длинным блестящим волосам и темным глазам причудливой формы. Хотелось бы записать ее в уродины, но не получается.