Летта сидела на земле и жевала травинку. В воздухе витал запах триумфа, пряный, пьянящий и возбуждающий. Юноша скинул вещи и уселся рядом. Плечи ныли, но эта боль казалась даже приятной, как и дрожь в ногах.
— Мы справились? — она сказала «мы»? Неужели переход дался трудно и ей? Или «мы» значит что-то иное?
— Кажется. Спасибо за совет, — интересно, как ей пришло в голову, что призрачные видения можно отогнать пением: — Вы слышали про этот мост?
— Этот или другой, — она пожала плечами. — В дядином доме мне прислуживала горничная, она знала много интересных историй. Говорила, что все вымышленные, но я подозреваю, что какие-то случились на самом деле. Когда мы подошли к мосту, я просто вспомнила одну.
— И какую? — полюбопытствовал проводник.
— Боюсь, что расскажу её не столь хорошо, как поведали мне, — девушка отбросила травинку.
— И все же? Это старая сказка?
— Мне всегда хотелось, чтобы она оказалась новой, и чтобы в ней оказалось больше правды, чем выдумки, — Летта засмущалась. — Это история о двух братьях, старшем — Омциусе, и младшем — Лаферте.
— Лаферте? — как эхо отозвался Олаф, почувствовав внезапное головокружение и сухость во рту.
Он надеялся, что собеседница не услышит его сердцебиения, которое, казалось, грозило заглушить звуки всего мира. До боли сжал кулаки и напряг скулы. Олаф знал эту сказку.
— Разве там упоминался мост? — голос юноши дрожал и срывался до низкого шёпота.
Девушка просто взглянула на проводника и улыбнулась, загадочно и лукаво одновременно. В её запахе не чувствовалось ничего необычного, толика воодушевления и светлой печали, когда вспоминаешь что-то имеющее для тебя особое значение.
Летта начала рассказывать:
— Между Омциусом и Лафертом было несколько лет разницы. Немного, ровно столько, чтобы оставаться друзьями.
«Почти четыре».
— Братья играли в свои мальчишеские игры, резвились целыми днями, и ничто не предвещало беды. Однажды более шаловливый Лаферт затеял проказу — нырнул без спроса в парковый пруд и поплыл, не зная, что там поселились саблезубы.
«Нитезубы, если начать придираться к флоре и фауне!» — поправил про себя Олаф, его мысли выстреливали, автоматически, подмечая упущенные детали или неточности.
— Хищники окружили мальчика…
«Не окружили — опутали, заморозили».
— …и если бы не его подоспевший брат Омциус, пришлось бы шалуну плохо.
«Скорее, просто бы не заметил, как ушёл к Мракнесущему».
— Вдвоём им удалось справиться с саблезубами, но Омциус потерял в схватке обе ноги по колено, а Лаферт, провалявшись в горячке пару недель, отделался несколькими шрамами.
Олаф неосознанно дотронулся до бугристой полоски на ноге. В дождливый сезон это место жгло и сводило судорогами.
— Неизвестно, наказали ли как-то проказника, но, думаю, что сам себе он стал самым строгим судьёй.
Юноша скрестил руки на груди и посмотрел вдаль исподлобья. Но его тяжёлый взгляд был обращён скорее внутрь себя, а не наружу.
— Отец так тяжело пережил травму старшего сына, что сам едва не умер. Его наследник, на которого он возлагал надежды — никогда не сможет оправдать их.
— И где же мост? — проводник немного раздражённо тряхнул головой.
Летта замолчала и посмотрела на юношу долгим проницательным взглядом.
— Вам надоела моя история? Я рассказываю не так хорошо, как Рута.
— Нет-нет, — поспешил отвести подозрения Олаф.
— Но Мракнесущий пощадил отца и дал ему время подготовить к доле младшего сына.
— Какой доле?
— Я не сказала? — немного удивилась девушка, потом тоненько засмеялась сама над собой. — Ну, конечно же! Братья были принцами. И старшему предстояло стать одним из королей Империи. Омциус со временем занял бы трон, принял на себя печать власти и передал её своему будущему сыну. Однако после встречи с саблезубами это стало невозможно. Правитель, по закону Имперского Совета, должен быть абсолютным — не иметь телесных изъянов, не обладать магией.
— Дикий закон, — сквозь зубы прокомментировал юноша.
— Такой уж есть. Не хуже и не лучше других законов Империи, — пожала плечами Летта. — Когда умер отец, королём стал Лаферт. Но правил он недолго, день или два. А потом сбежал, издав указ, что объявляет себя вечным изгнанником, а Омциуса оставляет регентом. Младшему брату это показалось справедливым, ведь именно из-за его шалости случилось непоправимое. В спутники Лаферт взял лишь особо настырного придворного музыканта.
«Никто никого не брал. Он сам пошёл следом, скрываясь и прячась. А потом вдруг объявился на пятый день».
— Они обошли много земель. Музыкант воспевал этот путь и все приключения своего правителя. Однажды дорога привела Лаферта к Облачному пути. Приказав своему спутнику следовать другой дорогой, король ступил на мост и перешёл его, напевая матушкины колыбельные. С тех пор Лаферт бродит по свету один.
— И, видимо, именно бывший спутник Лаферта поведал миру эту историю, — с иронией отозвался Олаф. — Не люблю музыкантов, вечно всё переврут, а что не соврут, то придумают для красного словца.
— А мне хочется верить, что большая часть этой истории — правда! — заявила девушка с некоторым вызовом.
— И почему же?
— Вы будете смеяться! — глаза Летты заискрились, она лукаво посмотрела на собеседника, не решаясь признаться, но потом выпалила на одном дыхании: — Мне всегда хотелось встретиться с единственным королём, который имеет право путешествовать по свету!
— Зачем? — усмехнулся проводник.
— Спросила бы его, не жалеет ли он, что променял комфорт и высокое положение на возможность увидеть мир! Ведь любой житель Империи, включая нас с вами, может обойти её всю, вдоль и поперёк, заглянуть в любую самую затрапезную дыру, познакомиться с местными достопримечательностями, флорой и фауной. Кроме четырнадцати королей. Или, вернее, тринадцати королей и одного регента. Конечно, большинство имперцев даже не задумываются о такой возможности — увидеть свет. Хотя у них есть право на это. А если вдруг приходит мысль о путешествии, они оправдываются недостатком средств, здоровья, времени, тем, что им и дома хорошо. Недаром есть поговорки в духе «Где родился, там и пригодился». Но мне кажется, здесь больше лени или недостатка любознательности. Или жалости к себе — как же, ножки сотрутся!
Олаф задумался, опустив глаза. А потом заговорил — медленно, рассудительно. Тем не менее, напряжение в его голосе выдавало, что он уже не раз задумывался об этом:
— У королей, и, простите, их все-таки четырнадцать, если брать в расчёт мифическое пятнадцатое королевство плюс упомянутый регент, есть маги, есть иные средства, кроме своих ног, чтобы заглянуть в каждую точку Империи. Вы правильно заметили, Летта, комфорт и высокое положение — не что иное, как компенсация за заточение в границах своего королевства. Короли позиционируются, как идеал человеческого существа — красивые, умные, воспитанные. В них, согласно законам Имперского Совета, не должно быть ни капли магии. Разумеется, как все смертные, при желании они могут пользоваться чужими заклинаниями и даже редкими артефактами, что и делают, — проводник запнулся, прежде чем продолжить, — наверное. Но ни один правитель не может пересечь границу своего королевства, потому что это будет расценено, как нападение и начало войны.