Свой — чужой - читать онлайн книгу. Автор: Александр Проханов cтр.№ 51

А.П. А что вами движет? Личное мессианство? Национальное подвижничество? Или это распределение ролей внутри вашей элиты: одни воюют, другие занимаются идеологией, третьи — внешней политикой? А вы — эмблема для внешнего мира? Статуя на носу корабля?

А.З. У нас никто ничего не выбирает. Так получилось, что «первую войну» я прошел без особых ранений. А в эту войну получил сильнейшую травму, был парализован. На окраине Грозного, в предгорье, стояла российская техника. Я находился в Черноречье. Днем практически ездить было нельзя. Ночью, чтобы проскочить под обстрелом участок, нужно было пройти его без освещения, ибо при включенных фарах тебя накроют прямой наводкой. Там шла постоянная тревожащая стрельба, я ехал в штаб. Навстречу без огней мчалась другая наша машина. Столкнулись, пришел в себя уже в госпитале. Вы можете себе представить обстановку в осажденном Грозном? Находиться на позициях было более безопасно, чем передвигаться. Шальная наводка, авиация, ты становишься мишенью. При обороне Грозного я был командиром. Город был разделен на пять секторов, я был командующим третьего сектора.

А.П. А приказ на уход из города — это результат того, что вы потеряли оборонный потенциал, или это было изменение стратегии и тактики?

А.З. Нам было невыгодно оставаться. Контактных боев практически не было, а были удары артиллерии и авиации. Нас пытались сломить огневой мощью. Когда я лежал в госпитале, мне доложили, что принято решение оставить город. Мы держали коридор на случай выхода. Было принято решение 27 января. Всех из госпиталя переправили заранее, и только меня тащили на санках в боевых порядках отступавших колонн.

А.П. А почему вы попали на минное поле? Это был просчет?

А.З. Мы полагали, что выход состоится в течение одной ночи. Не уложились. С рассветом хвост колонны развернулся обратно в Грозный. В первую ночь нашего выхода общие потери составляли не более двадцати человек. Шамиль ногу потерял. Это минные потери, по халатности. Ему говоришь: «Не иди туда», а он лезет, чтобы не обходить. Вот и подрывается. А потом его вытаскиваешь. Так вот, хвост, который развернулся обратно, дождался вечера. А за это время ваши подтянули технику, артиллерию, всю мощь. И когда наши двинулись на вторую ночь, попали под огонь. В этом была ошибка.

А.П. Мне в то время генерал Трошев дал вертолет. Я пролетел вдоль Сунжи, по маршруту вашего отступления. Было такое ощущение, что на протяжении полутора-двух километров какой-то мусоровоз проехал. Было вывалено тряпье, банки, осколки саней, бинты окровавленные. Было ощущение, что здесь расстреляли стадо лосей, и повсюду остались кровавые лежки. Это было такое сильное эмоциональное впечатление. Оно побудило меня написать роман «Идущие в ночи».

А.З. Во вторую ночь большой резерв был сильно потрепан, и это сорвало наш замысел. Мы хотели выйти из Грозного и пойти по русским тылам, громить кольцо окружения. Уже были распределены участки и роли. Просто Всевышний оказался на стороне Трошева.

А.П. Вы религиозный человек?

А.З. Я — религиозный человек.

А.П. Канонически религиозный? Для вас Коран является руководством на каждую минуту?

А.З. Я глубоко верующий человек, исповедую Ислам. А относительно канона — человек на протяжении всей жизни должен стремиться к этому. Ислам, как и любая религия, — это совершенство. Человек должен стремиться к совершенству. Но выполняет ли он до конца заповедь, трудно сказать. Очень хороший показатель — Кадыров, религиозный лидер, который нас учил, как жить и воевать.

А.П. А вы себя по-прежнему чувствуете актером? Чувствуете эстетику жизни, эстетику смерти, эстетику борьбы, эстетику подвига, эстетику предательства? Вы, как художник, транслируете свою судьбу в мировой театр, в «человеческую трагедию»? Или вам просто некогда этим заниматься?

А.З. Мы с вами, как два художника, знаем законы культуры. Можем сопоставлять нашу жизнь с законами творчества. После «первой войны», после сражений, дипломатических переговоров, кремлевской встречи Ельцина и Масхадова я как-то сказал, что вся жизнь — театр. Но я лишь повторил Шекспира.

А.П. Значит, вы — роль в мировом театре?

А.З. Но эту роль избрал не я. Есть режиссер, Всевышний. И в моей реальной жизни спектаклей оказалось значительно больше, чем на сцене. Однако мне жаль, что мы упускаем шанс помирить чеченцев и русских.

А.П. Русское сознание и ненависть — «две вещи несовместные». И в старом, и в новом поколении русских людей нет генетической ненависти к чеченцам.

А.З. Я уверен, кончится война, изменится политика, и мы просто обречены жить рядом. Но именно сегодня решается, как мы будем жить рядом. Если российское общество сегодня не готово к покаянию — а оно, безусловно, не готово — то хотя бы пусть воздержится от античеченской истерии в фильмах, в книгах, в журналах, прессе. Вся эта «пропаганда ненависти» подпитывает сегодняшнюю власть. Но она очень дорого обойдется российскому человеку завтра. Это страшно. Надо освободиться от ненависти военного времени. Но даже если сегодня война закончится, я думаю, что на каком-то этапе мы, замешанные в войне, должны уйти со сцены.

А.П. Пускай вас это не слишком волнует. Посмотрите, 25 миллионов русских погибли на германо-российской войне. А сейчас немцы спокойно разгуливают по Москве, пьют с русскими пиво. Важно, чтобы элиты примирились.

А.З. Немцы покаялись, и их покаяние продолжается. Взять хотя бы все эти компенсации.

А.П. Я не желаю русским судьбы немцев. Не дай Бог вам увидеть Россию, насильственно приведенную к покаянию. Тот, кто был унижен в покаянии, тот всегда найдет момент пырнуть вам в спину. Нельзя унижать человека или народ покаянием. Покаяние — это добровольный, духовный акт. Мы видим этих немцев, которых танками и военными комендатурами заставили покаяться. Они внутри ненавидят все, что с ними сделали, ненавидят нашу Победу.

А.З. После «первой войны» я говорил: какая это может быть победа, если более 150 тысяч убитых, униженных, несколько тысяч пропавших без вести, изнасилованные женщины, разрушенные дома… Вы пришли, разграбили, уничтожили, сделали все, что могли, а потом русская пропаганда заговорила: «Чеченцы выиграли в „первой войне“. Мы никогда не ставили задачу победить Российскую армию. Никогда чеченцы не будут победителями в этой войне. Есть формула: мы стали жертвами этой войны. Можно очень легко манипулировать русским сознанием, ибо, к сожалению, говорить о гражданском обществе в России не приходится. Если сегодня кто-то говорит, что нужно совершать теракты в России, я этого не понимаю. Быть может, они были бы эффективны, если бы в России было гражданское общество, которое могло бы из-за страха повлиять на руководство России. Вынудить его закончить эту войну. Но этого нет. В результате терактов можно увеличить жертвы этой войны, но не добиться никаких политических результатов.