Свой — чужой - читать онлайн книгу. Автор: Александр Проханов cтр.№ 45

А.П. Не возражаю вам только потому, что изначальной задачей нашего собеседования была не система моих возражений, а создание условий, при которых вы бы могли наиболее полно изложить свои мысли.

2002

Эту беседу я провел с Закаевым в респектабельном лондонском отеле «Лейнсборо», когда стало известно, что английский суд начал процедуру экстрадиции Закаева в Россию. Мы говорили как два политических антагониста, как два политика и солдата, за каждым из которых своя правда. Не знаю, удастся ли нам когда-нибудь встретиться вновь и кому какая уготована тюрьма или пуля. Жалею, что «русская правда», «государственная идея России» озвучивается в нашем обществе деревянными губами Ястржембского и гуттаперчевым языком Рогозина. Надо знать, что чеченские повстанцы — это не убогие тупоумные горцы или московские «шашлычники», а воины, дипломаты, политики, успешно взаимодействующие с миром, с частью российской элиты, оснащенные двухсотлетним противостоянием России.

Александр Проханов: Господин Закаев, было бы интересно из ваших уст услышать о той эволюции, которую претерпел взгляд чеченских сепаратистов на статус Чечни с момента, когда его впервые сформулировал Джохар Дудаев. Что из себя представляла формула, которую вы озвучили на переговорах с Казанцевым? Как может выглядеть формула, с которой, если случится чудо, выйдут на переговоры Путин и Масхадов? Как менялись представления воюющих чеченцев о своем собственном статусе?

Ахмед Закаев: Этот вопрос обязывает коснуться нашей истории. Противостояние чеченцев и русских длится несколько веков. Однако, если не углубляться во времена Шамиля и Ермолова, а обратиться к недавней эпохе Горбачева, то именно в этой эпохе мы обнаружим очередной всплеск противостояния. Горбачев, затеяв реформирование СССР, пытался сохранить целостность огромной страны, которую мы все признавали Родиной и которая служила гарантом стабильности в мире, почти исключая конфликты на своей территории. Горбачев подготовил Союзный Договор, где уравнивались права союзных и автономных республик. В 1990 году, при Доку Завгаеве, Чечено-Ингушская республика внесла поправки в свою конституцию, исходя из этого «горбачевского» принципа. 22 августа 1991 года мы готовились в Ново-Огареве подписать обновленный договор. Но, увы, этого не случилось. Тогда мы потеряли шанс сохранить Большой Союз. Нас упрекают: «Вы нелегитимно образовались, не был проведен референдум». Но референдум был проведен, 90 с лишним процентов чеченцев, населяющих Чечено-Ингушетию, проголосовали за сохранение Союза, были готовы оставаться в обновленном Союзе. Однако этот референдум, как и мнение остальных народов СССР, было перечеркнуто тремя авантюристами в Беловежской пуще, что и было высшим беззаконием, породившим дальнейший хаос. Ельцину непременно хотелось занять Кремль, даже ценой разрушения страны. Другим хотелось из второстепенных лидеров превратиться в суверенных президентов. Мне кажется, Горбачев, несмотря на все его ошибки, взял очень правильную линию. Идея сохранения Союза была прекрасная. У нас не было бы ни «Карабаха», ни «Чечни», ни «Абхазии», ни Приднестровья. У нас появлялся шанс построить правовое государство, которое могло бы интегрироваться в Европу, наладить нормальные добрососедские отношения с Западом. Но, повторяю, этот шанс был упущен. И почему-то за это пришлось отвечать одним чеченцам. Тому, кто развалил СССР, нужен был реванш. Нужно было остановить цепную реакцию распада, которую они породили. Стала распадаться Россия, в ней «зашевелились»

Татарстан, Башкирия, Якутия, республики Кавказа. Нужно было кого-то наказать, и в качестве объекта для наказания была избрана Чечня. Двести лет Россия соприкасалась с Чечней, и было пролито море крови. Не были определены взаимоотношения, которые устроили бы и русских, и чеченцев. И после 91-го года еще оставался шанс, не доводя до войны, оформить и определить наши взаимоотношения. Во время ГКЧП Ельцин взошел на танк и провозгласил демократию, а эта «демократия по-российски» обернулась убийством двухсот тысяч гражданского населения.

А.П. Вы хотите сказать, первоначальной формулой, которой оперировала чеченская политика, была формула равноправного вхождения в обновленный Союз на уровне субъекта Союза, за который все проголосовали?

А.З. Это то, что у нас отняли. Потом пошел второй этап. Ельцин бросил клич: «Все берут суверенитета столько, сколько смогут проглотить». Чеченцы решили, что это не политический фарс, не пропагандистская уловка Ельцина, а политическая воля. Поверив Ельцину, мы провели свои выборы, избрали президента, и на протяжении последующих четырех лет единственное, чего добивался Дудаев, — это встречи с Ельциным, чтобы сесть и определить наши отношения.

А.П. Как Дудаев мыслил статус Чечни?

А.З. Во время «первой войны» я был очень близок с Дудаевым. Я был одним из его доверенных лиц. До войны его окружали другие люди, но с началом боевых действий они все разбежались: кто в Москву, кто за границу. Дудаев остался с новым поколением соратников, примерно моего возраста, 30–35 лет. Сформировалась команда, которая не ставила задачу развалить Россию, а пыталась установить нормальные с ней взаимоотношения, не на пять, не на десять лет, а на долгосрочную перспективу. Чтобы исключить поголовную депортацию, чтобы не было репрессий, с которыми сопряжена вся наша история с первого момента соприкосновения с Россией. Эти правовые моменты необходимо было определить. Речь шла о едином экономическом пространстве, о праве Чечни, не ущемляя политических интересов России, устанавливать какие-то отношения с другими странами. Единое экономическое, единое оборонное пространство — все эти моменты были заложены в нашу концепцию переговоров. Джохар был готов все это подписать.

А.П. Можно ли сказать, что это была формула выхода Чечни из состава России?

А.З. Нет, это была ограниченная самостоятельность. Главное содержание сводилось к тому, чтобы никто в Кремле, тем более в состоянии похмелья, не имел права решать судьбу чеченского народа. Объявлять нас абреками, потом нацистами, потом дудаевцами, потом ваххабитами, а сегодня — террористами. Чтобы это исключить.

А.П. Значит, это была новая, дудаевская, трактовка статуса?

А.З. Этот вопрос был именно так сформулирован Дудаевым. Кстати, у нас с Москвой были достигнуты некоторые договоренности в этом направлении. Но постоянно кто-то мешал. До сих пор России мешают закончить эту войну. Теперь насчет эволюции взглядов. Первый всплеск национального самосознания при Дудаеве случился тогда, когда народ вышел на площадь с воспоминаниями о депортации 44-го года. С утра до поздней ночи люди выходили и говорили о той национальной трагедии, о своей личной трагедии. Полтора месяца держался этот митинг. И, конечно, в этой ситуации Дудаев не мог сказать народу, что отношения с Россией не будут эволюционировать. Нужны были новые формы, новый статус. И эта новая форма была выведена, хотя наша конституция в общем-то ничем не отличалась от конституции Татарстана, от других республиканских конституций, которые были тогда приняты и одобрены. Однако на Чечне зациклились.