Воин - читать онлайн книгу. Автор: Дональд Маккуин cтр.№ 160

И все же в глубине сердца Гэн желал, чтобы противостояние началось. Благородный Малтен — предатель. Его высокомерная неискренность была слабым местом, так же как страх перед растущей силой Волков являлся слабым местом короля. Играть в их игру было рискованно. Но и ставки были высоки.

У него на колене Нила заплетала волосы, позволив им свободно рассыпаться по плечам. Гэн обернул мягкий пучок вокруг своей руки, чувствуя, как по телу пробегает горячая волна. Иногда, думая о своем счастье, он ловил себя на том, что ведет себя словно глупый жеребенок весной.

И все же.

Они жили на лезвии ножа. Без них Джалайл покинул бы этот мир еще до начала зимы, но теперь они зависели от его благосклонности. Гости или партнеры, они не были полностью свободны. Хотя свобода относительна, понял он, физически Джалайл накладывал на него меньше ограничений, чем ночной дозор. Требования племени были естественны для Гэна, они были частью его жизни, как он сам был частью племени. Здесь же, где его приняли и оценили, как никогда бы не оценили его соплеменники, он постоянно чувствовал свое отличие от других. Никто не говорил об этом. Но он это видел. Он видел быстрые вспышки боли в глазах Класа, когда другие офицеры, говоря о праздниках или просто семейных отношениях, игнорировали его. Они поступали так не от недостатка вежливости, а просто по привычке исключая из круга общения всех, не принадлежащих к «ним» от рождения. Сайла легче восприняла это. Видимо, ее положение Избранной позволило привыкнуть к образу жизни постороннего.

Нила страдала больше всех, но говорила меньше. Большинство остальных женщин относилось к ней так же, как мужчины относились к Класу. Они, казалось, честно приглашали ее в свою компанию. Жены Волков знали, сколько она, Сайла и Тейт сделали для них, и относились ко всем троим как к королевам. Но у Сайлы была ее лечебница, Тейт занималась обучением воинов. Нила же долгие часы работала с ткачихами, гончарами, швеями, но, как и Клас, она не стала одной из них. Они приносили ей первые весенние цветы, делали для нее особые шали, одеяла и посуду, но никогда не подходили к ее двери ближе чем на двадцать ярдов и не приглашали к себе. В последнее время Гэн несколько раз видел, как она сидит на крыльце, позволяя осеннему солнцу играть на прекрасной коже и волосах. В первый раз он даже задержал дыхание, боясь пошевелиться, наслаждаясь ее красотой. Но, присмотревшись, заметил печаль. Ее руки лежали на коленях, будто пытаясь дотянуться через сотню футов до смеющихся, болтающих женщин.

Позже, когда Нила спала рядом, он глядел в безответную темноту, как делал многие ночи раньше, и снова спрашивал себя, почему ему уготован такой путь.

Гэн вопрошал себя, знает ли он еще истину. Когда-то он был в этом уверен. А теперь не мог избавиться от сомнений.

Тьма тянулась к нему, пробирая до самых костей, проникая в плоть и кровь. Она знала. Она точно знала, кто он и куда направляется. Но она не скажет. Легкий весенний дождь стучал в окно. Ночной ветерок шептал: «Время. Терпение. Надежда».

Весна принесла в Олу такую же красоту, как и в Харбундай. Под обещанием долгожданного обновления таилась настороженность. Королевство знало — Алтанар собирается отомстить за потерю своих дивизий, покорив Харбундай раз и навсегда.

В самом городе оружейные кузницы коптили небо с раннего утра до заката. А в темноте огни развлекали детей, собиравшихся, чтобы поглазеть на фонтаны искр, вылетающих из печных труб. Родители, уводившие их, чтобы уложить в постель, радовались гораздо меньше. Они уходили с детьми, оглядываясь с мрачной покорностью, какая приходит только с пониманием путей власти. Конвей, спускаясь вниз по улице, остановился на пару минут посмотреть на одного из кузнецов. Взглянув на посетителя, тот улыбнулся, но ничего не сказал. Мэтт тоже не делал попыток завязать разговор. Любой, с кем он заговаривал, вскоре встречался с блюстителями истины. Обычно это кончалось ничем, но Конвей приучился не ставить людей под угрозу из-за пары слов. Он невольно обратил внимание на двух мужчин, непринужденно прогуливавшихся поблизости. По крайней мере, они не носили белых одежд — символа своей организации.

Алтанар дал всем пяти своим так называемым гостям свободу передвижения по городу, но за этой свободой внимательно наблюдали. Чтобы покинуть обитель, женщины должны были просить разрешения — в котором, правда, им никогда не отказывали, — а потом ждать эскорт. Мужчины могли уходить в любое время, но всегда с двумя сопровождающими. Их количество никогда не менялось, а значит, куда бы ни шли «гости», разделиться они уже не могли. Иногда они весьма эмоционально обсуждали возможность избавиться от этих постоянных спутников, но в конце концов все соглашались, что любое явное сопротивление только привлечет к ним внимание. Более того, им было известно, что король содержит целую армию доносчиков, пытаясь сдержать растущее недовольство народа. Даже Оланы, его собственное племя, роптали под тяжестью возросших налогов и армейских тягот.

Чужеземцы приняли свой статус, изображая безразличие к подобным ограничениям. Однако все они чувствовали растущее давление, особенно Конвей. Его ночные похождения все еще оставались тайной для женщин, но обманывать их становилось все труднее.

Неожиданный сюрприз преподнесла Картер. Впервые Мэтт заметил изменения в ее поведении осенью, во время большого праздника урожая. Алтанар в очередной раз навестил их, и Картер, раньше изо всех сил избегавшая контактов с ним, теперь не только выслушала все, что он сказал, но и спокойно ответила на все его вопросы. Позже Дженет стала еще больше похожа на прежнюю Картер, объяснив, что единственный способ иметь дело с королем — это попытаться смягчить его и выяснить слабые места. (Конвей предупредил ее, что у того слабых мест не больше, чем у Дракулы, а друзей еще меньше).

Чем больше Мэтт думал об этом, тем больше убеждался, что тот вечер стал для нее началом особой психологической ломки. Ее натура, раньше агрессивная, теперь непрерывно смягчалась. Картер была не менее умна и язвительна, чем прежде, но весьма неохотно отстаивала свои убеждения. Зато когда все-таки делала это, то подкрепляла свои выводы непробиваемой логикой и интуицией. Именно она предложила держаться, насколько возможно, примирительной позиции, сделав уступчивость своей маскировкой. Дженет, так же как и Леклерк, находила удовольствие в том, чтобы адаптировать в этом новом мире кусочки ушедшего. Она была настоящим мастером «колыбели для кошки» — игры, совершенно незнакомой Оланам. Молодые и старые, они встретили эту игру с большой радостью. К тому же, зная по нескольку названий для каждого узора, она могла сплести целую историю из замысловатых фигур, заставляя их плавно перетекать друг в друга. Дети просили ее показывать еще и еще.

Избранные стали ее фаворитками. Выучив их имена, интересы и характеры, Картер по целым дням пропадала с ними. Некоторые наиболее сварливые жрицы жаловались настоятельнице Ирисов, что чужеземка слишком сильно влияет на детей. Та лишь посоветовала им поучиться у Дженет; это было мудрое решение, но не слишком популярное. Несколько взрослых подруг, которых настоятельница приобрела в Церкви, отдалились от нее. Но ее дети оставались при ней, и, как однажды заметил Конвей, в ее историях часто скрывалась весьма интересная мораль. Птицам в клетке удавалось купить себе свободу песнями, благородные животные выручали своих хозяев, герои спасали красавиц от драконов, а мыши собирались в банды и разгоняли всех котов в округе. Он усмехнулся, подумав об этом. Мэтт решил сохранить ее тайну, будто вообще никогда не замечал ничего такого. Но для любого другого взрослого было очевидно, что настоятельница старается, чтобы дети создали свои собственные идеалы, не совпадающие с теми, которые их окружают.