Подземная железная дорога - читать онлайн книгу. Автор: Колсон Уайтхед cтр.№ 47

Риджуэя все происходящее нимало не смущало.

– Понятное дело, в каждом городе на свой лад развлекаются. – Последнее слово он произнес как священник, проповедующий воздержание. – Но это чужая собственность. Согласно Закону о беглых рабах собственность по праву должна быть возвращена владельцу, что я и намерен проделать.

Кора со всхлипом дотронулась до своей головы. У нее все плыло перед глазами, как после страшного удара Терренса. Этот человек собирался вернуть ее хозяину. Белый всадник, швырнувший ее вниз по ступеням, вступил в разговор. Откашлявшись, он объяснил Джеймисону, что на дом Уэллсов их навел именно охотник за невольниками, который сегодня во второй половине дня побывал у судьи Теннисона и сделал официальное заявление, хотя его честь вряд ли это помнит, потому что усиленно смаковал свой пятничный виски. Проводить облаву в разгар пятничного действа никто желанием не горел, но Риджуэй сумел настоять на своем.

Риджуэй, жевавший табак, сплюнул жижу на землю, прямо под ноги зевакам.

– Наградные оставь себе, – бросил он Фионе.

Потом наклонился и, взяв Кору за локоть, вздернул ее на ноги:

– А тебе, Кора, бояться нечего, ты ведь домой поедешь.

В конце улицы появился фургон, запряженный парой лошадей. Вид восседавшего на козлах цветного мальчугана лет десяти в черной ливрее и высоченном цилиндре в другой ситуации вызвал бы оторопь, однако после столь театрального ареста беглой невольницы и ее укрывателей маленький темнокожий возница показался еще одним персонажем ночной фантасмагории. У многих в толпе мелькнула мысль, что все происходящее – лишь новый трюк из арсенала пятничного действа, просто спектакль, разыгрываемый, чтобы разбавить тягомотину еженедельных фарсов и линчеваний, которые публике, честно говоря, успели набить оскомину.

Перед крыльцом стояла стайка молодых ирландок из Айриш-тауна во главе с Фионой.

– Девушке в чужом краю, коли желает пробиться, надо свой интерес блюсти, – объясняла она подругам.

В дополнение к вознице и Риджуэю на улице маячил еще один конный – высокий светлокожий человек с болтавшимся на шее ожерельем из отрезанных человеческих ушей. Он защелкнул у Коры на лодыжках кандалы и протянул цепь сквозь вделанное в днище фургона железное кольцо. Словно в беспамятстве она опустилась на сиденье. Каждый удар сердца отдавался в голове пульсирующей болью. Фургон тронулся, и она увидела Мартина и Этель, привязанных к дубу-виселице. Они рыдали и пытались вырваться из пут. У их ног выписывал безумные кренделя шелудивый пес Мэр. Белокурая девчушка подобрала с земли камень и швырнула в Этель, угодив ей в лицо. Часть горожан разразилась хохотом на жалобные вопли жертвы. Еще двое детей стали кидаться в несчастных камнями. Мэр завизжал и запрыгал еще отчаяннее. Все больше людей наклонялось за булыжниками. Вот они распрямились и вскинули руки вверх. Горожане плотным кольцом обступили дуб и скрыли Этель с Мартином от глаз Коры.

С того дня, как Этель увидела гравюру с изображением миссионера в окружении туземцев, она поняла, что ее призвание – нести слово Божие в дебри Африки и просвещать дикарей. Ее воображению рисовалось рискованное путешествие в глубь континента к верховьям рек через горные перевалы, где всюду таятся опасности: львы, змеи, смертельно ядовитые растения, коварные проводники. И вот наконец деревня; туземцы встречают ее как посланницу Божию и провозвестницу цивилизации. Благодарные негры возносят ее к небесам, благоговейно повторяя: «Этель! Этель!»

Ей исполнилось восемь. Газеты, которые читал отец, были полны рассказов о неведомых странах, экспедициях, пигмеях, и чтобы хоть как-то воплотить все это в жизнь, она играла с Ясминой в миссионера и туземцев. Девочки росли словно сестры. Игра в миссионера длилась недолго и там же, в чулане дома Этель, переходила в «папу и маму», по ходу чего полагалось целоваться и скандалить. С учетом разницы в цвете кожи, роли в обеих играх всегда распределялись одинаково, хотя Этель вечно вымазывала себе лицо сажей. Стоя перед зеркалом, она примеряла на чумазую мордочку выражения изумления и благоговения, заранее репетируя, что будет написано на лицах обращаемых ею язычников.

Ясмина и ее мать Фелиция жили на антресолях. Семье Делейни принадлежала еще бабка Ясмины, а Фелицию маленькому Эдгару Делейни подарили в день его десятилетия. С возрастом он оценил, какое она чудо, потому что за его домом рабыня следила, как за родным. Эдгар привычно черпал из кладезя ее негритянской мудрости, цитируя гостям ее притчи о природе человеческой, стоило Фелиции скрыться за дверью кухни, а когда она возвращалась, гости смотрели на нее с восхищением и вздыхали от зависти. Под Новый год Эдгар давал ей увольнительную, чтобы на праздник она могла съездить на плантацию Паркера, повидаться с сестрой, которая работала там прачкой. Через девять месяцев после одной из таких отлучек родилась Ясмина, так что Делейни стали хозяевами двух невольниц.

Этель считала, что раб – тот, кто живет в хозяйском доме как член семьи, хотя членом семьи не является. Дабы спустить дочь с небес на землю, отец разъяснил ей, откуда взялась черная раса. Некоторые почитали их потомками великанов, в древности правивших миром, но Эдгар Делейни верил, что их праотцом был проклятый Ноем Хам, который уцелел во время Вселенского потопа, потому что укрылся на вершинах африканских гор. Этель решила, что проклятые тем более нуждаются в христианском наставлении.

Когда девочке исполнилось восемь лет, отец запретил ей играть с Ясминой, дабы не искажать сложившихся естественным образом межрасовых отношений. Этель даже в детстве трудно сходилась с людьми. Дни напролет она рыдала и топала ногами. Ясмина перенесла разлуку легче. Она выучилась выполнять простую работу по дому, а через какое-то время заняла место матери, когда та однажды схватилась за сердце и упала парализованная, лишившись дара речи. Месяц тянулся за месяцем, а состояние Фелиции не менялось: все тот же разинутый розовый рот и мутные глаза. В конце концов Эдгар велел увезти ее из дома. На лице своей бывшей подружки по играм Этель не прочитала никакого волнения, когда та грузила обездвиженную мать на телегу. К тому времени девочки уже разучились говорить друг с другом на темы, не касающиеся быта.

За пятьдесят лет существования дома Делейни ступеньки рассохлись и скрипели. Шепот в одной комнате эхом отдавался в двух соседних. Каждую ночь после ужина и вечерней молитвы Этель слышала, как отец поднимается вверх по корявой лестнице при пляшущем свете свечи. Порой она проскальзывала к двери спальни и успевала заметить край белой ночной рубашки до того, как фигура отца скрывалась за поворотом коридора.

– Куда вы, батюшка? – спросила она его однажды.

Фелицию уже два года как увезли. Ясмине было четырнадцать.

– Наверх, – ответил он, и оба испытали странное облегчение, потому что отныне было найдено слово для его еженощных визитов.

Он просто ходит наверх, а куда еще можно идти по лестнице? В далеком детстве Этель получила от отца объяснение расового разделения, ставшего возмездием за рознь между братьями. Белые живут на нижних этажах, черные ютятся под крышей, но если этот разрыв преодолеть, саднящая с библейских времен рана затянется. Ночные походы отца сулили примирение.