– А что вы мне только что предложили? Я, милостивый господин, покуда не оглох!
– Во-первых, выпейте еще кружечку, – господин Корнелиус подлил вина, – а во-вторых… – он еще понизил голос, перейдя на шепот, – во-вторых, друг мой, кто мешает вам пробраться в его палатку посреди ночи, когда господин Готфрид будет крепко спать, да и перерезать ему глотку? Какой бы он ни был воин, во сне он безобиден, как грудной ребенок! Как невинный младенец!
– Что?! – вскинулся рейтар. – Убить спящего?! За десять талеров?! Как вы могли мне такое предложить, милостивый господин?! Мне, честному рейтару? Да ни в коем случае! Конечно, за двадцать имперских талеров – это другое дело…
– Двадцать талеров? – деловито переспросил господин Корнелиус. – Не многовато ли будет за пять минут работы? Так и быть, я могу добавить три талера, итого тринадцать…
– Тринадцать – нехорошее число, несчастливое. Когда мне было тринадцать лет, я едва не утонул в реке. А в своей тринадцатой битве лишился левого глаза. Нет, тринадцать талеров – плохая цена. На такую цену я никак не могу согласиться. Так и быть, пусть будет восемнадцать… Я сегодня сговорчивый…
– Сойдемся на пятнадцати, и я закажу вам еще вина. Того же славного вина из подвалов хозяина.
– Так и быть, пусть будет пятнадцать.
– Значит, мы с вами договорились.
– Считайте, что однорукого Гёца уже нет среди живых. Он презирает простых солдат, как будто в его жилах течет голубая кровь, но я-то видел, что она красная, как у нас с вами. Когда он лишился руки, все видели цвет его крови!
– Хозяин, принеси нам еще один кувшин!
– А нельзя ли спросить, любезный господин, чем Готфрид вам так не угодил?
– Нельзя! – отрезал господин Корнелиус.
– Ну, нельзя так нельзя… – Рейтар обиженно замолчал.
– И надеюсь, что вы не будете затягивать с выполнением этой работы.
– Заплатите мне – и сегодня же дело будет сделано.
– За кого вы меня принимаете? – Господин Корнелиус криво усмехнулся. – Заплатить вам вперед? Проще будет выбросить эти деньги в реку!
– Вы мне не доверяете? Да как вы смеете! Не доверять мне, честному немецкому рейтару!
– Разумеется, нет. Кроме того, если я дам вам сразу пятнадцать талеров – вы напьетесь до такого состояния, что не сможете сделать работу.
– Однако какой-то аванс я желаю получить прямо сейчас. Иначе дело не пойдет.
– Хорошо, я заплачу вам вперед пять талеров – но ни пфеннигом больше! – Господин Корнелиус отсчитал несколько монет, положил их на стол перед рейтаром и поднялся. – На сем позвольте откланяться.
– А когда я получу остальное? – осведомился рейтар, сгребая деньги в свой кошель.
– Как только дело будет сделано.
– И где я вас найду?
– Вам не придется меня искать. Я сам приду к вам.
Рейтар хотел еще что-то сказать, но его таинственный собеседник уже покинул таверну.
Дверной колокольчик звякнул.
Арина вошла в мастерскую.
На этот раз переплетчик бросился ей навстречу, прижимая руки к груди:
– Мне нет оправдания! Я виноват перед вами, ужасно виноват!
Арина испуганно отшатнулась и оглядела его.
Лицо переплетчика было покрыто ссадинами и царапинами, частично скрытыми повязкой, частично заклеенными пластырем. На скуле темнел огромный синяк.
– Да что же все-таки случилось? В чем вы виноваты? И что с вашим лицом? Вы что – попали в аварию?
– Если бы! Мое лицо – это полбеды! Дело в том, милая девушка… Дело в том, что, как только вы ушли от меня, ко мне в мастерскую ворвался ужасный человек… Совершенно ужасный человек! Как бывает обманчива внешность! Я сначала принял его за порядочного посетителя, может быть, даже за клиента, но он… он набросился на меня!
– Набросился? Это был грабитель? Он отобрал у вас деньги? Я вам очень сочувствую, но в чем вы виноваты?
– Нет, это был не грабитель… Точнее, не простой грабитель. Ему не были нужны мои деньги. Впрочем, какие уж у меня деньги… Мало кто на них польстится.
– Тогда что же ему было нужно?
– Ему… ему нужна была ваша книга!
– Книга?
– Ну да, та книга, которую вы мне отдали в работу. Та книга, которую вы мне доверили… Вы доверили ее мне, а я не оправдал ваше доверие! Я виноват, я ужасно виноват перед вами!
– Вы ее ему отдали? – удивленно спросила Арина.
– Я не хотел ее отдавать! Я боролся с ним, я пытался защищаться, вы видите на мне следы этого поединка, но он… Он оглушил меня этой штуковиной. – Переплетчик показал на бронзовую жабу. – А когда я пришел в себя, его уже не было. Ни его, ни вашей книги. Бафомет может все это подтвердить…
Кот, который по обыкновению сидел на рабочем столе, поднял на Арину зеленые глаза и выразительно мяукнул.
Переплетчик закрыл лицо руками, не в силах выносить позор. Казалось, еще немного – и он в голос зарыдает.
Арина никогда не видела плачущих мужчин. И не хотела видеть.
Ей было очень жаль пропавшую книгу, но она взяла себя в руки и проговорила миролюбивым тоном:
– Ну, что уж вы так убиваетесь? Жаль, конечно, книгу, но, в конце концов, это всего лишь сшитые листы бумаги… Они не стоят ваших переживаний…
– Что вы говорите! – возмутился переплетчик. – Это не сшитые бумажные листы! Это редчайшая, старинная книга, уникальное изделие человеческих рук! Такие книги имеют собственную душу, собственную историю!
Он горестно вздохнул.
– Ну, что уж теперь поделаешь… – повторила Арина. – Вы сделали что могли…
– Я мало что сделал… Бафомет – и тот сделал гораздо больше. Собственно, это он заставил того человека обратиться в бегство. Он сражался как лев, исполосовал грабителя своими когтями. Благодаря Бафомету сохранился хотя бы один лист из вашей книги…
С этими словами переплетчик вынул из ящика стола картонную папку, развязал завязки и бережно выложил на стол желтоватый старинный лист с гравюрой.
– Я отреставрировал этот лист, чтобы хоть немного искупить свою вину перед вами…
Арина внимательно взглянула на гравюру.
На желтоватом листе с потрепанными краями был изображен грот с неровными стенами и потолком в потеках. Посреди этого грота возвышался стол, перед которым стоял старик самого зловещего вида, с длинной бородой и кустистыми бровями.
Старик склонился над столом, на котором лежала, несомненно, та самая железная рука рыцаря. Та самая железная рука, которую Арина видела в кабинете своего мужа. От железной руки исходили условно показанные лучи, словно она светилась в таинственной полутьме грота. Так на старинных изображениях святых показывают исходящее от них сияние святости.