Большая игра: Столетняя дуэль спецслужб - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Рохмистров cтр.№ 14

В битве с персами при Елизаветполе (сентябрь 1826 г.), ведя свой батальон в штыковую атаку, Симонич был тяжело ранен в левое бедро и остался хромым на всю жизнь. Позднее, в 1828–1829 годах, он принимал участие в походах против турок в Азии. После заключения Адрианопольского мира Симонича произвели в генерал-майоры и по рекомендации его покровителя, князя Паскевича, назначили в 1833 году посланником в Персию, где он завоевал большое доверие тамошнего правителя Фатх-Али-шаха. Граф находился в дружеских отношениях с английским посланником Эллисом, и после смерти Фатх-Али-шаха (1835 г.), благодаря их совместным энергичным действиям, была предотвращена гражданская война между многочисленными сыновьями шаха (который, к слову сказать, имел гарем из полутора тысяч жен). Оба правительства (русское и английское) добивались от персов того, чтобы в будущем престол занимал только ближайший наследник, и таким образом законным престолонаследником был признан в 1833 году Мохаммед-Мирза, старший сын умершего Аббаса-Мирзы (последнему мы обязаны войной 1826–1828 годов, приобретением двух бывших персидских провинций — Эривани и Нахичевани, смертью Грибоедова и двадцатью миллионами серебряных рублей контрибуции). Мухаммед-Мирза и вступил на персидский трон под именем Мохаммед-шаха. Мак-Нил был тогда всего лишь врачом в английском посольстве. Но после отзыва из Персии Эллиса лорд Пальмерстон назначил Мак-Нила его преемником, что, естественно, несколько задело самолюбие графа Симонича, так как новоиспеченный английский министр, игравший ранее лишь второстепенную роль в Персии, теперь вдруг занял положение, равное русскому полномочному министру.

Когда Виткевич прибыл в Тегеран, шах отсутствовал: он неспешно двигался со своей армией к Герату, чтобы овладеть им. Шах, по его понятиям, имел на то полное право, потому что этот важный город ранее принадлежал Персии, и персидские правители от него никогда не отказывались. Кроме того, тогдашний правитель Герата Камран-Мирза (называвшийся также Камран-шахом), афганец, часто совершал набеги на пограничные персидские районы, грабил города и деревни, уводил с собой жителей и тысячами продавал их в Бухару и Хиву. Русский и английский посланники отговаривали шаха от этого похода. В особенности старался граф Симонич, убеждая шаха через первого министра Мирзу Хаджи-Агасси сначала привести в порядок расстроенные финансы государства, улучшить управление, а затем уже думать о возвращении прежней собственности. Однако эти дружеские советы не имели ни малейшего успеха.

В июле 1837 года Мохаммед-шах выступил с армией из Тегерана, чтобы вернуть Герат, в котором сходились дороги из Бухары, Туркмении, Мешхеда, Йезда, Кермана и Кандагара. Это был действительно очень важный пункт — не зря англичане считали его ключом к Индии. Английское правительство, полагая, что за походом шаха на Герат стоит Россия, очень неодобрительно относилось к этому предприятию и пыталось любыми средствами сорвать поход или по крайней мере помешать его осуществлению. Всем английским офицерам, находившимся на персидской службе, было запрещено следовать за армией; исключение составлял лишь полковник Стоддарт, который должен был подробно информировать министра Мак-Нила о продвижении войск.

Русская же сторона решила воспользоваться этим походом дружественного правителя, чтобы отправить в Кабул своего представителя с письмом от Николая I, подтверждавшим дружеское расположение к Афганистану. С этой целью Виткевич и прибыл в Тегеран, откуда отправился вслед за неспешно продвигавшейся персидской армией. На этом своем пути он случайно натолкнулся на еще одного странного путешественника.

Именно с этой исторической встречи Хопкирк и начинает тринадцатую главу своей книги «Загадочный Виткевич»: «Однажды осенью 1837 года молодой британский субалтерн, путешествуя по отдаленным приграничным областям восточной части Персии, едва поверил своим глазам, вдруг увидев в степи движущийся к афганской границе отряд казаков. На вопросы о том, что они делают в этих глухих местах, казаки отвечали весьма уклончиво и неохотно».

Встретил казаков сэр Генри Кресвик Роулинсон (1810–1895) — британский офицер и ориенталист, человек весьма замечательный. Он расшифровал клинопись Дария, благодаря чему был назван «отцом ассирологии». В 1827 году он приехал в Индию как кадет Вест-Индской компании и в 1833 году с другими офицерами был послан в Иран для реорганизации шахской армии. Там он заинтересовался персидской стариной и занялся расшифровкой клинописи Бхистуна. Через два года Роулинсон опубликовал свой перевод двух первых параграфов клинописи.

И вот теперь он как бы случайно прогуливался в районе пути от Тегерана к Герату и, по-видимому, для красоты истории, назван субалтерном, то есть младшим лейтенантом. Да, на тот момент он, конечно, еще не был полковником, но… чин майора все-таки имел, а кроме того, являлся политическим советником сэра Джона Мак-Нила ^[5]. И вот этот молодой «субалтерн», несмотря на то что по ответам казаков (не следует забывать, что казаками англичане называли также киргизов), ничего однозначно понять было невозможно, естественно, сразу же заключил, что они пытаются тайно проникнуть в Афганистан. А раз так, значит, этот визит не сулит англичанам ничего хорошего.

«Их командир, — писал впоследствии Роулинсон, — весьма подвижный молодой человек, с необычайно белым цветом лица и ясными глазами, выглядел очень оживленным». Когда англичанин подъехал поближе и вежливо взял под козырек, русский учтиво поклонился, однако промолчал, приглашая гостя заговорить первым. Сначала Роулинсон обратился к нему по-французски, как было принято среди европейцев на Востоке, но тот только покачал головой. Не зная русского, Роулинсон попробовал заговорить по-английски, а затем и по-персидски, но вновь безуспешно. Наконец, русский заговорил на туркменском, который Роулинсон знал очень поверхностно. «Я знал его лишь настолько, — писал он позднее, — чтобы уметь объясниться, но недостаточно для того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Совершенно очевидно, что именно этого и добивался мой приятель».

Виткевич сказал Роулинсону, что везет подарки царя новому персидскому шаху, который после долгой семейной борьбы за власть только что унаследовал трон покойного отца. Это выглядело вполне правдоподобным, поскольку шах и в самом деле находился на расстоянии дневного перехода от них. В действительности с посланием от Мак-Нила к нему направлялся и сам Роулинсон. Однако рассказ русского британца не убедил, более того, «субалтерн» заподозрил, что отряд, скорее всего, направляется в Кабул. Роулинсон понимал, что если это правда, то в Лондоне и Калькутте, где Афганистан рассматривали как неотъемлемую часть сферы британских интересов, начнется переполох, ибо это будет означать, что Симонич ведет двойную игру. «Ведь хотя граф и заверял Мак-Нила в своих неустанных попытках удержать шаха от военных действий, в Тегеране ни для кого не было секретом, что, скорее всего, именно он и уговорил персидского владыку двинуться на Герат и вырвать его из рук Камрана, поскольку Персия уже давно намеревалась сделать это», — пишет Хопкирк. Здесь мы опять имеем нечто, предположенное с большой долей вероятности, но выданное за истину. Похоже, это излюбленный прием британских политиков.