На носилках сидела рыдающая Гизелла Ингвира. Вольфкопы-носильщики бросили ее посреди дороги. Эйтри тихо зашипел – девчонка не оправдала надежд, она не могла быть королевой! Оставлять ее здесь нельзя – ее подберут люди, она много чего расскажет о жизни альвригов и цвергов. Брать ее вниз?.. А для чего?
Решение следовало принять очень быстро.
Другой королевы не имелось – Эйтри только собирался приказать выкрасть подходящую девочку. Эта ни на что не годилась – она утратила силу духа.
– Вейги, стой, – сказал он. – Что будем делать с Ингвирой?
Старый альвриг понял с полуслова.
– Внизу не знают, как она опозорилась. Возьмем с собой, – ответил он.
– А потом?
– Потом пошлем грамотку к соседям.
Тут уж Эйтри понял с полуслова.
Можно было объединиться с бервальдскими цвергами. У них есть королева Рената Бримира, которой всего пятнадцать. И сделать это лучше, пока не разнеслась весть о поражении на дороге и о зеленом огне с зелеными листьями. Там, конечно, свои Старшие, своя тройка альвригов при королеве. Но у бервальдцев нет такой ценной добычи, как юнкер Рейнмар с его загадочным Зеленым Мечом.
Главное – правильно провести переговоры.
– Значит, забираем? – спросил Эйтри. И одновременно его мысль сделала вполне ожидаемый прыжок в сторону: Вейги предложил хорошее решение, но он оказался хитрее, чем хотелось бы Эйтри. Если соединиться с бервальдцами – кому-то придется отказаться от звания Старшего альврига. Тройка Старших должна быть тройкой, а не шестеркой и не пятеркой. Бервальдские альвриги могут предпочесть старого опытного Вейги…
– Да, я заставлю ее замолчать.
Гизелла Ингвира плакала, как малое дитя. Вся злость, которую воспитали в ней альвриги, куда-то делась, осталась всепоглощающая жалость к себе. И вернулись вытравленные заклятиями воспоминания. Она увидела братьев, сестер, старую няньку, отца и мать, услышала их голоса.
Эйтри подвел Вейги, которому никак не удавалось избавиться от облепивших лицо листьев, к королеве. Старый альвриг нюхом бывалого подземного жителя понял, где она, и протянул к ней руку. Эйтри не разобрал, что бормочет Вейги на Старшем языке, хотя знал немало слов и умел на нем объясняться. И Эйтри подумал: нужно перенять у Вейги полезные заклятия, чтобы он не унес их в землю, когда придет его срок.
Королева увидела альвригов и поспешила к ним. Она хотела просить, чтобы ее вернули домой, к матери, но язык не послушался. Это вызвало у нее злобу и ярость – не такие, какие нужны, чтобы посылать в битву вольфкопов, но и немалые – она затопала ногами в меховых сапожках.
– Смотри ты, еще не все потеряно, – сказал Вейги. – Но пусть лучше помолчит. Идем, Ингвира. Мы отведем тебя в Шимдорн, там у тебя будет жилище с коврами и полно лакомств.
– А бервальдцы? – спросил Эйтри.
– Они пришлют своих, чтобы понять, что тут у нас творится. И мы им покажем королеву. Но нужно придумать правдоподобное объяснение.
– Придумаем.
Эйтри взял Гизеллу Ингвиру за руку и повел назад, к Шимдорну. Она спотыкалась, даже попыталась вырваться, но за вторую руку ее схватил Вейги.
– Чем там заняты вольфкопы? – спросил старый альвриг.
– Ничем хорошим…
– Мы их потеряли?
– Да – тех, кого послали брать Бемдорф. Те, что в замке, пока наши.
– Нужно отправить их подальше. Неведомо, что это такое – зеленое. Может, оно заразное.
И опять Эйтри подумал: Вейги умнее, чем это ему, Эйтри, требуется.
– Идем. В Шимдорне я найду, чем смыть с тебя эту дрянь, – сказал он. А для себя решил: как только удастся договориться с бервальдцами и соединить силы, Вейги отправится в землю.
Альвриги уходили в землю неохотно, сопротивлялись до последнего, и особенно их мучило то, что тела перед уходом светлели. Это было почти невыносимо. Но потом плоть осыпалась и таяла, следом рушились и становились земным прахом кости.
Уве и Эрна смотрели, как отступают альвриги, ведя королеву, и молчали.
Третий альвриг полз по дороге в сторону Бемдорфа.
– Там тебя только и ждали, – сказал Уве и метнул в него зеленый пылающий шар.
Альвриг взвыл – и осыпался на землю серым пеплом.
Вольфкопы меж тем стали поодиночке подходить к своим раненым, вдвоем поставили одного на ноги и повели прочь. Если бы Уве и Эрна знали повадки этого племени, очень бы удивились – обычно вольфкопы раненых бросали; случалось, что альвриги приказывали добить соплеменников, чтобы те своими стонами и воем не раздражали слуха.
Дальше было еще загадочней – вольфкопы вдвоем понесли раненого прочь. И не к Шимдорну, куда им полагалось бы вернуться, а куда-то на восток, туда, где, по соображениям Уве, были бескрайние леса и болота. И прочие потянулись туда же. Они брели, как будто опоенные ядовитой травой, лишающей соображения, но брели все в одну сторону, не обращая внимания на Уве и Эрну.
И они ушли с дороги, не оборачиваясь.
* * *
Всякая победа сперва приносит радость, а потом приходится задумываться: как жить в изменившемся мире? Вот и Уве сидел, глядя на свою правую руку с великим недоумением: что теперь с ней делать? Зеленый огонек был – с ту самую фасолину, из которой появился, но он был. Если поднести соломинку – занималась и сгорала. На штанах уже появилась сбоку дырка. Но тела огонь не трогал.
Напротив, за пустым столом, в крошечном домишке форбурга, сидела Эрна. Она тоже смотрела на свою правую ладонь. Посередке вроде как розовые губы обозначились; приоткрываясь, они выпускали порцию искр, и по комнате порхали маленькие зеленые листья.
Домишко был обычный – посередине комнаты большая печь, делившая ее почти надвое, с толстой трубой, в которой совсем недавно коптили окорока. Сейчас хозяева ушли и забрали все, что могли унести, остались стол и голые лавки. На одной, за печкой, лежала баронесса фон Шимдорн, рядом на полу сидела ее дочка Эдита. Из трех дочек уцелела только эта, Беатриса пропала вместе с Рейнмаром, Аннелина пропала, когда люди в суматохе покидали Шимдорн. Оставалась слабая надежда, что ее увела кормилица Зузе вместе с ее молочной сестрой Эйге. Баронесса, казалось, утратила рассудок, тихо звала пропавших детей, в том числе старших сыновей, которых унесла чума, а на десятилетнюю Эдиту не обращала внимания, и девочка плакала…
Барон фон Шимдорн лежал на другой лавке, под окошком. Он молча смотрел в низкий потолок.
– И девчонку теперь не обнять… – ворчал Уве. – И топор не взять… Если бы хоть меч!..
– У меня сорочка недошитая лежит… – пожаловалась Эрна.
– Сорочку тебе я сама сошью, – пообещала Шварценелль. Она отыскала эту парочку, первой вернувшись в форбург. Сейчас у нее забот хватало – пусть целительский дар она утратила, остались жалкие крохи, но лечебную мазь на свином жире еще могла сварить, а барон и баронесса, сильно помятые, как раз в такой мази нуждались. Котелок с мазью стоял на краю плиты, а Шварценелль мелко крошила травы и корешки.