Держись, воин! Как понять и принять свою ужасную, прекрасную жизнь  - читать онлайн книгу. Автор: Гленнон Дойл Мелтон cтр.№ 20

Несколько месяцев назад подруга прислала мне ссылку на песню и написала, что эта песня напоминает ей о нас.

Я была в восторге. Разве не интересно узнать, кем представляют тебя другие люди? Ведь никто из нас не знает, каковы мы на самом деле, верно?

И тотчас послушала песню. Ну, сначала кликнула ссылку, а та не желала реагировать. Я кричала и ругалась, твердила, что ненавижу свой компьютер. В конце концов Крейгу пришлось спуститься, чтобы обеспечить сохранность имущества. Он осторожно двинул мышкой, и все сразу же заработало. А я пристально изучала его лицо, пытаясь найти на нем следы самодовольства. Терпеть этого не могу, однако подобное происходит в нашем доме по нескольку сотен раз на дню.

А потом мы послушали песню. У меня побежали мурашки по спине. Мы с Крейгом прослушали ее раз шесть и решили, что Джон Прин наверняка НАБЛЮДАЛ ЗА НАМИ, когда писал эту песню. Она называется Spanish Pipedream («Испанская иллюзия»). В ней поется ни о чем не подозревающем парне, который зашел в бар и познакомился с танцовщицей-алкоголичкой с весьма странными представлениями о жизни. Несмотря на то что ему следовало бежать прочь, он женился на ней. Решил, что в ней что-то есть. Ну и, конечно, она танцевала топлес – это тоже сыграло свою роль. А потом они построили загородный дом, разбили телевизор и завели кучу детишек, которые ели персики и самостоятельно открывали для себя Иисуса.

Само собой разумеется, между нами и парой, описанной в песне, имелись серьезные различия. Ну, во-первых, мы предпочитаем персикам груши. Но в остальном сходство было поразительное.

Песня понравилась нам обоим. Крейг прослезился. И мы решили, что это и есть наша песня. В нашей жизни случился важный момент.

Вот так я рассказывала себе эту историю. Но тем вечером, когда мы ложились спать, Крейг спросил:

– О чем ты напишешь завтра?

– О нашей песне, конечно…

– О какой нашей песне?

Я замерла и испуганно посмотрела на Крейга, а он смотрел на меня, ничего не понимая.

А потом я начала обдумывать, что в действительности произошло тем утром, и ситуация предстала передо мной в совершенно ином свете. Вообще-то, пока мы слушали песню, Крейг что-то смотрел на своем iPhone. А потом я вспомнила выражение его лица – песня ему явно не понравилась. Я вспомнила, как он бормотал «о-о-о!», «да, дорогая» и «угу», даже не взглянув на монитор. Гммм… И я призадумалась: а сколько других замечательных событий были совсем не такими, какими их рисовало мое воображение? Наверное, немало. Нет, не хочу этого знать. Я стараюсь никогда не позволять нежеланию других людей вставать на пути моих представлений о нашем общем опыте.

В первые девять лет нашего брака я мило закатывала глаза и смеялась над подобными издержками коммуникации. Мальчики – они такие мальчики. Ну вы понимаете… Но потом это стало веселить меня меньше.

У нас с Крейгом имелись две постоянные проблемы. Мне было грустно, когда меня не слушали. А Крейг злился, если не понимал происходящего. Я начала понимать, что эти проблемы связаны между собой. Обе были связаны с близостью. Нам с Крейгом не хватало близости. Когда мы общались, нам недоставало друг друга, потому что общение проходило на разных уровнях. Я находилась вверху и внизу, а Крейг – по середине. Мы не соединялись. Даже когда занимались сексом, мы тоже не сливались.

Крейг желал физической близости, а мне это казалось странным и неприятным, поскольку я не чувствовала истинной близости в других сферах. Если мы не соединялись на кухне, в гостиной, на заднем дворе или за обеденным столом, то не могли соединиться и в спальне. Мы просто совершали определенные движения. И, как мне казалось, этих движений Крейгу вполне достаточно.

И это действительно тревожит меня. Мне хочется большего в каждой комнате нашего дома. И если я не ощущаю настоящей близости, то не хочу имитировать ее. Я просто этого не выношу.

Для меня близость – это общение. Общение происходит через слова – написанные, произнесенные или эмоционально выраженные. Именно так мы получаем доступ к сердцам и умам друг друга.

Близкий друг – это тот, кто замечает, когда я говорю что-то важное, и никогда этого не забывает. Каждое чувство, история и тайна – это подарок. Хороший друг понимает это и никогда не отмахнется. Он будет хранить мои дары в особом месте и никогда их не потеряет. И мои силы и время не будут потрачены впустую. В близких отношениях каждый разговор важен и дорог. Партнеров соединяет именно то, чем они делятся друг с другом. Близкие друзья становятся хранителями друг друга. Я храню твою историю в своем разуме и несу ее для тебя. Я – дневник твоей жизни. Я знаю, что ты сделаешь в следующий момент, потому что знаю, что делала в прошлом. Мы общаемся абзацами с помощью взглядов или движениями бровей. Когда наши взгляды встречаются за общим столом, я телепатически понимаю, что ты вспоминаешь то же самое, что и я, и в тот же самый момент. В такие мгновения мы оказываемся на одной и той же странице наших историй.

Такая телепатическая связь есть у меня с моими близкими подругами. Благодаря этой связи я чувствую себя спокойной, любимой и понятой. Мне посчастливилось получить от подруг драгоценные подарки. Когда общаюсь с близкой подругой, та не просто слушает и запоминает мои рассказы. Она останавливается, думает и дает мне что-то взамен. И старается укрепить наши отношения. Задает мне вопросы, потому что действительно хочет понять. Я ощущаю обратную связь с ней. В лучшем случае она дает мне понимание. Я всегда могу рассчитывать на чувство юмора и сочувствие подруг. Я уверена в своих подругах – и могу довериться им.

С Крейгом все по-другому. Иногда я рассказываю ему истории – истории, которые для меня по-настоящему важны. Но он ничего не запоминает. Крейг наверняка не знает, что в восемь лет у меня были две кошки – Гумми и Блэки. Когда у Гумми появились котята, она спрятала их в шкафу в моей спальне и бросила. Когда я нашла котят, все уже умерли, кроме одного. Я позвонила в круглосуточную ветеринарную службу, и мне сказали, что кормить котенка нужно сливками с помощью пипетки. Я послушалась. Целые дни проводила с котенком. Назвала его Миракл, Чудо. К сожалению, мозг котенка пострадал, несмотря на все мои старания. И он бросался на всех членов нашей семьи, кроме меня. И от этого я любила его еще сильнее. Он считал меня своей мамой. Через три года Миракл попал под машину возле нашего дома.

Крейг не помнит названия нашей парусной лодки. Не знает, кто был моей лучшей подругой в школе и в выпускном классе. Не знает, когда возникла моя булимия. Не помнит деталей моего первого посещения группы «Анонимных Алкоголиков». А ведь я рассказывала ему обо всем этом. Делала ему эти подарки, но он теряет их. Складывается впечатление, что ему нет до меня дела, потому что он забывает то, что важно для меня. Ведь именно эти истории открывают меня истинную. Они отличают меня от других знакомых Крейга, а наши отношения – от любых других отношений в его жизни. И мне следует спросить его: «Если ты не помнишь моих историй, не знаешь меня, то почему любишь меня? Именно меня. Не просто свою жену, а меня?».