Проскура счел подходящим момент вступить в разговор.
— Наказ у меня к друже Кушаку и предупреждение эсбэ, — не глядя на главаря банды, решительно сказал он.
Было заметно, с нажимом произнесенное «эсбэ» дошло до сознания кровожадного бандита, он внимательно посмотрел в сторону говорившего и податливо отозвался:
— Слушаю, друже Прок! И заявляю наперед, вины в себе не чую.
Угар незаметно моргнул эсбисту, чтобы тот продолжал, почувствовав влиятельное воздействие на Кушака.
— Вина есть, но не такая, чтобы наказывать, — снисходительно начал Прок. — Скажи, почему нарушаешь новую установку о прекращении террористических актов? Какая была исключительная необходимость вчера убивать учительницу?
— Я что-то не понимаю… — расширились глаза Кушака, и приоткрылся крупный рот. — Мне что же, предлагается семечки лузгать?
— Приказано беречь силы, чтобы до последнего не доконали нас, — вклинился Угар. — И тебе предупреждение на этот счет от Хмурого и Зубра, уберечь тебя, дурака, хотят.
— Тогда другой разговор… Так я теперь и прирезать никого не могу? Как же без крови жить-то? Без нее бояться не будут…
— Будет смаковать-то, рисоваться, дело серьезное поручено нам с тобой, — придвинулся поближе к Кушаку Угар и стал рассказывать о поручении по охране прохода какого-то значительного оуновца.
Кубышка поставила на стол прежде всего бутылку самогонки, вызвавшую у Проскуры беспокойство. Кушак сам достал из этажерки стаканы, продолжая деловой разговор:
— Передохнуть я не прочь, опротивело бегать — тоже верно. Да ведь сидя-то ни денег, ни припасов… А ты сейчас требовать начнешь. Отослали мы, что было, казначею… — Он налил мутной жидкости в три стакана и поднял свой: — За доброе поручение и гладкое исполнение! Проход будет чистый, не первый раз. За встречу и удачу!
Следователь Кравец позвонила Киричуку утром, одна он пришел на работу, и сообщила:
— У меня есть новость для вас, товарищ подполковник. Мария Сорочинская на рассвете повела такой разговор: если бы мне встретиться с подполковником из безпеки сейчас, с утра, я бы ему кое-что о себе важное рассказала бы.
— Доставьте, пожалуйста, ее ко мне, мы продолжим беседу, — попросил Киричук.
Положив трубку, Василий Васильевич достал папку с материалами на Сорочинскую, просмотрел вчерашний протокол допроса. Подумал: у нее, наверное, есть сведения, где искать Зубра! Подобраться к нему и обезвредить — это было бы на нынешнем этапе борьбы с ОУН чрезвычайно важно.
Киричук успел просмотреть входящую почту, когда в кабинет ввели Сорочинскую. Она остановилась у порога, ожидая, что ей скажут. Отпустив сопровождающего, Василий Васильевич пригласил арестованную сесть возле стола и заметил:
— Вчера вы бойчее входили.
Она подошла к столу энергично, как на что-то решившийся человек, села уверенно, глаз не прятала.
— Да не знаю, где тут что можно, — ответила она, занятая какой-то напряженной мыслью. Добавила: — Только решилась попроситься к вам, и… будто мысли мои прочитали, доставили сюда.
— Их не трудно прочитать, Мария Опанасовна. Вы умная и сообразительная женщина, следовательно, я вправе ожидать от вас разумного решения. Эту мою веру укрепляет, не буду скрывать, убеждение, что вы — случайно приставший к националистам человек, но сильно запутавшийся. Однако вас, как говорится, не поздно на правильный путь вывести. Даже необходимо. И в этом смысле вольно-невольно мы с вами, по-моему, начали продвигаться вперед. Так что я жду от вас разумных шагов. Слушаю.
— Не сочтите неуместным, но мне с вами спокойно, полегче как-то, и сейчас я пришла почему-то без вчерашнего страха, — начала Сорочинская.
— Так о чем вы, Мария Опанасовна, решили нам рассказать?
— Хочу искупить свою вину. Для этого мне с мужем надо встретиться, с Миколой, и поскорей, пока не поздно, а то уведут его к черту на кулички, след не найду.
— Какова цель неотложной встречи?
— Вас же Зубр интересует. А у него Сорока, значит, все уже рассказал ему.
— Верно оцениваете обстановку, я тоже так считаю, — поддержал Киричук. — Что же должен будет сделать ваш муж?
— Мне нужно с ним встретиться, поговорить. Для меня он все сделает. Да и, видать, с охотой все сделает. Микола должен будет добраться до Зубра, пароль к человеку я ему дала, эта бабка свяжет его с нужными людьми. А там встретиться со своим братом Петром, с Сорокой. Тот хотя и дурной, да на свою выгоду у него нюх собачий, вдобавок брата любит, Миколу моего, не продаст. На худой конец отсоветует… Хотя нет, у него последнее время все больше ругательное на языке и к Угару и к Зубру, особенно с весны. Я думаю, два мужика отыщут момент скрутить или пришибить одного. Зубр, правда, всегда с охраной…
— Ну что же, продумано неплохо. Вас, наверное, ценили главари?
— Любили, — живо ответила Артистка.
Киричук спросил:
— Зубр не заподозрит подсылку вашего мужа, его не начнут пытать?
— Нет, он предсказывал мой арест, велел быть осторожней… А уход братьев Сорочинских без обмана… Не-ет, не заподозрит. И ничего не сделает, Хмурого побоится. Ну а в общем-то, у них все возможно, друг другу не верят.
Киричук закончил запись и заключил:
— Ваше предложение разумно, я изучу его. Всю ночь, что ли, размышляли, не спали?
— Какая разница? — усмехнулась Артистка. — У меня, может, вчера тут за столом все сообразилось.
— С чего начнем?
— Мне нужно попасть домой, чтобы послать записку, желательно сейчас же, потому что мальчишка, которого пошлю, должен успеть все сделать засветло; ехать надо в Порфирьевку.
— А почему вам самой не съездить? — не увидел необходимости в посыльном Киричук. — Так будет надежней и быстрей.
— Как же я съезжу, когда арестована?
— Кто знает об этом?
Она пожала плечами:
— Ну так мы ожидали ареста, меня не было дома около двух суток… Хотя погодите, мы с Миколой договорились: если к вечеру второго дня от меня не будет вестей, значит, меня посадили, могут считать.
— Прекрасно, — постучал пальцами по столу Киричук. — Вас вызывали на допрос по поводу убийства Вари Грач, приглашали свидетелем. Милиция ищет Петра Сорочинского, других неприятностей у вас нет. Дайте им знать. Не задерживаясь, отправляйтесь в Порфирьевку, туда мы вас подбросим на машине. Постарайтесь побыстрей встретиться с мужем. И проводите его в путь. Напомните, выход с повинной у нас в действии. Теперь от него зависят смягчающие вину обстоятельства.
15
Задолго до рассвета настороженно спавший Сухарь услышал на лестнице шаги. Дербаш вошел в комнату без следов сна на лице, умытый и причесанный на пробор, волосы его поблескивали грязноватой проседью, будто намасленные. На нем была жилетка, поверх которой красовалась витая серебряная цепочка, спадающая от срединной пуговицы в боковые кармашки. Всем внешним видом он походил на приказчика.