Ага, опасность миновала. Не скажу, что сильно боялась, но кто знает, где заканчивается терпение моего босса.
– Евгений Павлович тебе в помощь. Если ты не в курсе, он фобиями интересуется и психологией, а там и до психиатрии недалеко.
Громов прищурился.
– Неужели? И каков же его вердикт по поводу твоей клаустрофобии?
Я насупилась:
– Никакой. Я не делилась с ним подробностями.
– А со мной поделишься?
Ну вот чего он пристал?! А я сглупила, когда упомянула об увлечениях врача.
– Зачем?
Алекс неопределенно пожал плечами, но его взгляд стал очень серьезным.
– Хочу все знать о своих сотрудниках, Эвелина Алексеевна. Для работы полезно.
Звучит неубедительно, но игнорировать требование Грома нет никакого смысла.
– Правда? А если откажусь – будешь на меня подробное досье собирать? – вскинулась я.
– Нет. Просто расскажи, – попросил он, нежно поглаживая мою талию, которую он, к слову, так и не отпустил. Мне даже колени пришлось развести, потому что Александру Сергеевичу стоять было неудобно, а отстраняться он и не думал. – Обещаю, что все останется между нами. Если хочешь – поклянусь.
Заманчиво. Лучшим выходом было сбежать, но мне почему-то не хотелось. В эту тайну была посвящена только Ксюша, и она всегда заводилась, когда вспоминала о ней. Хотя и старалась беречь мои нервы.
Я не знала, куда девать руки, поэтому обхватила себя и уставилась в окно. Исповедоваться я не собиралась, сама не понимаю, как это получилось. И почему меня прорвало.
– Когда мне исполнилось восемь, отец привел домой вторую жену. Она всего на двенадцать лет старше меня. Отношения у нас сразу не сложились, тем более Татьяна никак не могла забеременеть. Когда случился очередной скандал, а папа был на "сутках", мачеха закрыла меня в кладовке. Знаешь, бывают такие маленькие в старых домах… – Я посмотрела на ошарашенного Алекса и поправилась: – Ну да, вряд ли знаешь. В них с трудом поместится ребенок, если снять полки. Собственно, отец их снял накануне, собираясь делать ремонт.
Громов продолжал смотреть на меня с ужасом, и я даже поерзала. Чего это он? Я же жива.
– Не знаю, как я там не задохнулась, наверное, старые двери помогли. Закрывались неплотно, но выбить их у меня сил не хватило. Когда папа вернулся с работы, я уже сорвала голос и выплакала все слезы. Он пришел одновременно с полицией, которую вызвали соседи.
Алекс больно сжал меня за талию, и я ойкнула.
– Прости, – пробормотал он. – И что дальше?
– Ничего, – пожала я плечами. – Участковый – одноклассник моего отца, дело быстро замяли. Но мачехе сильно досталось от папы. А через три года она родила близнецов и изменила свое отношение к воспитанию детей.
Громов молчал и смотрел на меня во все глаза. Не ожидал подобного?
Я грустно усмехнулась и развела руками.
– Знаешь, я не держу на нее зла, она была молодая и глупая. Но вот с клаустрофобией ничего поделать не могу. Врачи говорили, что от нее можно избавиться, но пока не придумали, как именно. Но ведь она не помешает моей работе в "Ясном взгляде"? – напряженно спросила я.
Алекс замотал головой, а потом сдавленным голосом произнес:
– Не переживай, Эви, не помешает. Если честно, даже не знаю, что сказать… Кофе будешь, Дьяволенок?
Что, опять?!
– Вот почему ты меня так называешь?!
Мой начальник лукаво улыбнулся.
– Потому что твое весьма необычное имя происходит либо от Евы, либо от дьявола.
– Я знаю, – прищурилась. – Но ты меня сразу в дьяволы записал, да?
Он засмеялся:
– Ответ, что ты – два в одном, тебя устроит?
Выкрутился? Молодец! Но придираться я и не собиралась. Засчитано!
– Не очень, но потенциал, безусловно, есть. Хочу латте с тремя ложками сахара! И большой бутерброд с колбасой, помидорами, огурцом, сыром, майонезом и…
– Стоп! Стоп! А вдруг всего этого на кухне нет?
– Да ладно! Ты просто не знаешь, что находится в твоем холодильнике, Алекс Гром! Спорим, я найду там даже больше, чем ты можешь себе представить?
Его ответный взгляд был очень и очень странным. Алекс, тяжело вздохнув, снял меня со стола. А затем мы разделились – Гром варил кофе, а я готовила бутерброды, причем мой босс затребовал себе такой же. В холодильнике нашлось немало вкусностей, я только успевала вытаскивать свертки. Колбасы, правда, не существовало, как вида, но я легко заменила ее ветчиной. Добавила оливки и листики салата.
Самодельные гамбургеры получились такой высоты, что мы рисковали вывихнуть челюсть. Однако с удовольствием слопали их за пять минут и уселись у стола, попивая восхитительный кофе.
Но я все равно не выдержала и зевнула, прикрывшись ладошкой.
– Кофе иногда действует на меня, как снотворное. Вернее, не помогает взбодриться, – смущенно пояснила я.
Алекс залпом допил свою чашку и улыбнулся.
– Ты удивительная, Эвелина Лазарева.
– "Она всех вечно удивляла, такая уж она была", – продекламировала я. – Надеюсь, сегодня больше не потребуется снимать "Царицу ночи"? На карте памяти, которую ты забрал и обязан вернуть, – многозначительно напомнила я, – немало фотографий, честное слово! Но если надо – я могу еще что-нибудь снять.
Брови Громова поползли вверх, и он ехидно улыбнулся.
– Конечно, надо, Эвелина Алексеевна. Снимай футболку.
Что?! Я едва не сверзилась на пол, услышав подобное. Взмахнув рукой, я задела чашку и разлила остатки своего кофе на брюки Алекса. Прямо на причинное место.
Мысленно перекрестилась, что напиток давно остыл.
– Господи, Эви, ты что, шуток не понимаешь?! – возмутился Алекс, вскакивая с табурета.
– Прости! – покаялась я, схватив со стола салфетки и пытаясь вытереть кофейное пятно. Алекс зарычал.
– Если ты будешь продолжать с таким же рвением, Лазарева, тебе придется снять с себя не только футболку!
Я резко выпрямилась и замерла с салфеткой в руке.
– Извините, ваше величество, не подумала! – И, не удержавшись, ехидно добавила: – Как же вы теперь до комнаты дойдете в таком виде? Могу ли я вам чем-нибудь помочь?
Громов смерил меня тяжелым многообещающим взглядом. Но я не успела испугаться, да и думал он недолго – резко притянул к себе и подхватил под пятую точку, заставляя обнять его ногами.
– Ну вот, так ничего не видно, – довольно заявил он, направляясь к выходу из кухни. Я буквально потеряла дар речи, но мои бедра держали крепко.
Я забарабанила кулачками по его груди.