— Вот как надо, детка!
— Хорошо, спасибо. А можно еще раз, только помедленнее?
Минут десять он учил ее своему ремеслу, и когда у нее начало получаться лучше, похвалил:
— Ну вот, можешь, когда захочешь.
Он медленно пошел от стойки в сторону подсобки, но вдруг остановился. Провел пятерней по волосам и со странной улыбкой проговорил:
— Вообще-то, ты, может, и права. Но будь осторожна.
— В чем?
Татьяна застыла. Он снова ей угрожает? Ей это не нравится, не нравится.
— Вдруг ты оговоришь честного хорошего человека? А менты вцепятся. Им только волю дай, запустят машину, не остановить. Они посадят невиновного. А виноватой окажешься ты. Хорошо подумай, Танюша. Очень хорошо.
— Я подумаю.
— Работа это так — сегодня одна, завтра другая. А вот совесть. Совесть станет глодать вечно.
И ушел. И больше она его в тот день не видела. А сегодня пришла в полицию.
Ей позвонили и попросили прийти. Попросили указать на записях с камер слежения того человека, который сделал тот самый злополучный заказ и не получил его. И никто не получил. А чек каким-то самым невероятным образом оказался в кармане убитой девушки. Жестоко убитой. Как такое могло быть, если она не помнила в тот вечер этой девушки, не было ее в клубе. Она, конечно, не обладала такой фотографически профессиональной памятью, как ее коллега Вова, но ее она точно не видела. И на записях ее не было. Это совершенно точно.
Как тогда чек мог оказаться у нее?
Этот вопрос не давал ей покоя. Ответы на него, которые придумывал Вова и которые она придумывала сама, казались нелепыми, нелогичными.
Поэтому она и сидела сейчас в коридоре полиции, ждала майора, хотя и мучилась от мысли, а все ли правильно она делает.
— Вы Татьяна?
Возле нее остановился высокий, худощавый мужчина, которому по виду было хорошо за тридцать. Взъерошенные черные волосы, ввалившиеся щеки, припухшие глаза. Либо он регулярно не высыпается, сделала она вывод, либо плохо питается. А может, невозможно устает.
На человека, регулярно употребляющего спиртное, он похож не был, это точно. В этом она уже научилась разбираться.
Уставший, одинокий, решила она, поднимаясь со скамьи. Его бы в хорошие руки, как сказала бы ее бабушка, расцвел бы, заулыбался.
— Татьяна. — Она протянула ему ладонь лодочкой, хотя не была уверена, что это у них принято.
Руку он ей неожиданно пожал и даже улыбнулся. Улыбка его лицо почти не преобразила. Она была грустной, уставшей. Эта улыбка его сделала еще более измученным.
Накормить бы как следует. Отстирать и отутюжить да дать выспаться вволю. Тогда бы он иначе улыбался. Это все бабушкины слова у нее в голове звучали. Она любила мужчин. И советовала и внучке относиться к ним так же. Татьяне все было некогда. Она училась, работала. Распланировала свою дальнейшую жизнь аж на десятилетие вперед. И как-то так выходило, что в этих планах не было место мужчинам. Нигде не мелькало даже тени мужской. Все это откладывалось куда-то на потом.
И вдруг силуэт грустно улыбающегося майора с ввалившимися щеками замаячил где-то на будущей защите ее диплома, а потом и в квартире с эркером, которую собиралась подарить ей ее бабушка.
— Вы майор Вишняков? — спросила Татьяна, тряхнув головой.
Надо было срочно избавляться от этих вредных для морального здоровья мыслей.
— Да, я майор Вишняков. Пройдемте.
Они вошли в его кабинет. Он сразу предложил ей снять пальто. И Татьяна пожалела, что не одела что-нибудь приличное. А ее джемпер лягушачьего цвета и старенькие джинсы ни на кого не способны произвести впечатления. И уж тем более на майора.
Татьяна уселась на стул возле Вишнякова и сразу уставилась на монитор, который он развернул в ее сторону.
— Сейчас мы с вами внимательно еще раз просмотрим записи с камер вашего клуба. Того вечера, когда вы выбили чек клиенту, который впоследствии оказался в сумочке одной из жертв. А потом просмотрим записи днем ранее и записи двух последующих дней. Хорошо?
Она кивнула. Она просто кивнула. Боялась говорить. Боялась, что голос станет подрагивать от волнения.
У него был очень, очень, очень приятный голос. С легкой хрипотцой, тихий. Он как-то так произносил обычные слова, что хотелось его слушать бесконечно. А еще хотелось привалиться к его плечу. Вдохнуть запах его одеколона: резкий и терпкий.
Господи, она сошла с ума!
— Смотрите. — Палец Вишнякова ткнул в монитор. — Кто из них?
Он остановил кадр в тот самый момент, когда она повернулась к камере видеонаблюдения в профиль. Не самый удачный ракурс. Она знала, что ее носик уточкой в профиль смотрится так себе. И никогда так не фотографировалась.
— Татьяна, вы меня слушаете?
Он глянул на нее. И глаза его оказались очень близко. Карие, добрые. С удивительными черными ресницами.
— Татьяна? — Брови Вишнякова поползли вверх. — Взгляните на монитор.
Ох! Она все это время, как последняя дура, таращилась на него! Какой конфуз.
Она через силу перевела взгляд на монитор. Снова недовольно поморщилась своему некрасивому профилю. И сосредоточилась на посетителях. Их было много в тот момент. Сгрудившаяся толпа возле барной стойки. Все уже изрядно выпили. Все, кроме того человека, который оплатил заказ и оставил его в баре. Он был трезвым. Она помнила это отчетливо. На нем был легкий пиджак. Легкий, не по сезону. Она это отметила еще тогда. Может, потому и запомнила? Рукава были закатаны, да. Широкие запястья в темно-рыжих волосках. А вот на голове волосы были очень светлыми. Может, он их подкрашивал?
— Вот он, — ткнула она пальцем в монитор. Прямо в голову человека, спину которого закрывали сразу трое мужчин. — Это он.
— Вы уверены? — Вишняков принялся листать кадры, где мужчину было бы видно в полный рост. — Здесь только его макушка.
— И еще плечи. В пиджаке. Я запомнила, потому что пиджак был легким, льняным. Как-то не по сезону, не по погоде. А под пиджаком плотная трикотажная кофта, с высоким горлом. Глупость какая-то!
Вишняков внезапно опустил взгляд на свои темные брюки. Прошелся взглядом по тонкому джемперу, который натянул на толстую рубашку с длинным рукавом. Он-то соответствует сезону?
— У вас все нормально, — пробормотала Татьяна и покраснела. — Ну, почти нормально.
— А что не так? — заинтересовался он.
— Джемпер слишком легкий для такой рубашки. — Она окончательно засмущалась.
А Вишняков продолжил листать кадры.
— Понимаете, какое дело, Татьяна, — произнес он со вздохом, оставив компьютерную мышь в покое. — При детальном изучении мы установили, что этот гражданин нигде не засветился на камерах лицом. Нигде и ни разу. Как считаете, почему?