И он, кстати, оказался бережливым и не собирался эту сумму транжирить.
Хотя сестра, узнавшая о его женитьбе, оскорбленно намекала, что хотелось бы тоже занять место в жизни брата, и вилла в Монако опять-таки не помешала бы им с мамой.
Ну и она получила по заслугам!
– Некуда вас мне брать, понимаешь? – объяснил он ей по телефону. – После всех тебя не поставишь, тебя в конце не может быть!
– Еще бы! – гордо отвечала Запятая.
– Ну, – продолжал брат, – а среди нас если тебя внедрить, прости, мы сразу уменьшимся! Я не могу этого допустить, я в доме самый ответственный. Эти нули вообще даже считать не могут, в первом классе какой год сидят. А я принес с собой девять миллионов.
– А откуда это ты эти миллионы взял? – спросила сестренка Запятая. – Скрывал от нас?
– Эти возможности во мне всегда были, – отвечал Нолик, – но без жены они такие не проявились бы. Они вышли наружу только после свадьбы.
– Всегда были? – засомневалась Запятая. – Всегда ты был ничто, самое меньшее в мире! Только со мной ты хоть что-то мог значить, жаль, что красивые и худые невесты не захотели тебя. Ни одна.
– Кто не захотел, а кто даже очень захотел, и пока до свидания, – отвечал на такие вещи миллионер, – ты только не беспокойся.
– Вот все мне это говорят, – отвечала Запятая – а я беру и беспокоюсь, и я волнуюсь только за тебя! Кто ты? Что ты рядом с этой миллионершей? Ты был личность, индивидуальность! Подавай на развод, дели имущество и возвращайся. Мы сами найдем куда наши миллионы положить.
Нолик объяснял, что у них с женой брачный контракт, при разводе каждый остается при своем!
И прекращал беседу, чтобы не слушать очередных обвинений.
Но и без этих разговоров Нолику приходилось туго, приемные дети-нули с ним не здоровались, да и миллионерша на него все время наезжала (то нельзя, это нельзя, и дети самое святое, а ты ноль, молчи в тряпочку и хлебай из-под крана).
И в результате однажды новоявленный супруг сбежал ото всех.
Он ушел в никуда.
Но его нашли и приспособили к государственной работе.
Сейчас он трудится в городском строительстве, его там просят присоединиться к ценам: построят мост, допустим, за десять миллионов, а потом зовут Нолика, и у них получается, что мост стоил сто тех же млн.
Ну и мало ли в каких отчетах о митингах может пригодиться ноль!
Так что теперь у него все благополучно.
Царевна-лягушечка
Итак, начинаем сказку.
Конечно, жила-была совсем небольшая лягушка, маленькая, как пуговка от рукава.
Но она, несмотря на свой неудачный рост, тоже мечтала о будущем, о сексе, о таинственной стреле, которая вонзится в кочку, и вода пойдет кругами… О прекрасном Иване-царевиче, который найдет стрелу. (А мы уже прискакали и ждем! Ведь что такое талант? Это дар очутиться в нужное время в нужном месте.)
И царевич заприметит нас и возьмет с собой! Как Царевну-лягушку!
Ведь бабушки, расквакавшись на ночь, передавали своим внучкам эту правдивую историю зачем?
Вот за этим.
И ориентация у них у всех была на Наташу Водянову, недаром такая фамилия у нее и глаза большие, наши. Рот тоже.
И давным-давно бы портреты царевича с супругой-лягушкой (Н. Водянова) и головастенькими наследниками украшали все камыши и осоку, если бы не повышенная влажность. И все юные лягушки буквально молились бы на эти таинственные портреты – почему таинственные, да потому что никто из болотных никогда не видел ни царевича, ни ту лягушку, которая, по слухам, попав головой в железную крышку от баночки, никак не могла высвободиться, а именно в тот момент подслеповатый царевич нагнулся за своей стрелой.
И он увидел это страшилище – вверху металлический головной убор типа короны, а внизу только рот до ушей, всего остального было не видать, мутная вода. И он, видимо, подцепил это дело стрелой. И принц, конечно, был малость придурковатый, раз он мог вообразить, что крышка от банки – это корона и что на той, что трепыхается голым пузом вперед, уже можно жениться (ему приспичило, видно, а царская семья разрешает породняться только с коронованными).
И вот наша незамужняя маленькая лягушка, как и все остальные эти зеленые девчата с ластами, мечтала найти подходящую крышечку от банки и на всякий случай надеть на голову. И постоянно ее носить.
И, как и другие, эта лягушка размером с пуговичку мечтала о путешествиях, дальних странах, о балах и дворцах, каретах и самолетах, не понимая того, что там везде необходимо будет для нее и родни устроить повышенную влажность, ну как у них в болоте. И чтобы было много комаров и осоки. А какое, к примеру, болото можно организовать в самолете? Туда даже аквариум не пропустят.
Водянова недаром же избавилась от прежнего имиджа!
Так что лягушечка пока что жила как все, то есть прыгала, плавала, квакала, ела подводное спагетти, а иногда перехватывала и мясца, когда мимо проплясывал комар. О мухе можно было только мечтать, она для маленькой лягушки была как для человека целая овца – и что бы этот человек делал, если бы овца с громким ревом носилась у него над головой?
Но вот наступил момент (иначе зачем мы рассказываем сказки?), когда жизнь лягушечки резко переменилась.
Над ней сгустилась чья-то тень, беднягу сплющило, как клещами, причем клещи эти была горячими, уау! И тельце бедной несостоявшейся царевны сжалось под страшным давлением, и она, плоская как бумажка, вознеслась из родного болота и была сброшена в темный сухой подвал, в глубокую яму с грубыми стенами и щелью на дне. Там лягушечка и застряла, не в силах квакнуть и подать сигнал маме и сестрам, что я гибну, прощайте, спасите!
Лягушка даже заплакать не могла, потому что мгновенно высохла. Ее трясло, болтало, терло в грубых стенах, она хватала воздух запекшимся ртом, и ее огромные (как у Наташи) глаза оставались открытыми во тьме.
Так продолжалось целые века.
Вместо маленькой живой лягушки в мрачной трясущейся тюрьме болталось сухое тельце с висящими, как веревочки, лапками.
Потом что-то произошло, тряска прекратилась, и этот сухой комочек опять сдавило и понесло наружу. Возник свет, резкий и горячий.
– О, какая маленькая, – прогремело, как гром. – Вон банка, возьми, зачерпни из бочки. Там дождевая, теплая.
И – о чудо! – где-то вдали забулькало.
И лягушечка с высоты плюхнулась в болото!
Она сначала пошла ко дну, напиталась водой, расправила ручки-ножки, полежала там.
– Подохла? – загремел тот же голос. – Вот зачем было брать! Это ведь живое существо ты убил, Иван.
Иван! Это царевич!
Лягушечка изо всех сил рванулась наверх.