Те же и Скунс - читать онлайн книгу. Автор: Мария Семенова cтр.№ 38

Даже годы спустя, когда уже стал почётным негром, почётным евреем и не приведи Бог кем ещё. Потому что ОНИ знали о тебе, и я знал, что ОНИ знают. И присматривают за тобой. Даже когда убедились в полной твоей безобидности. ОНИ читали всю твою почту, прослушивали телефон. Ты не подозревала об этом, но я-то знал, какие сделаны ставки. И чем может обернуться игра…"

Снегирёв знал, что не произнесёт этого вслух. Не потому, что кто-то мог услышать его. Просто Кира пребывала в таких местах, где на все вопросы уже существовали ответы. Иногда ему самому смертельно хотелось туда же. К ней. Некоторое время назад он был весьма близок к тому, чтобы там оказаться. И оказался бы – если бы, как правильно отметила тётя Фира, у него не завелись на этом свете дела.

На Пулковскую высоту можно было взобраться прямиком через хилое садоводство, но он двинулся в обход, по автомобильной дороге. Где ж ОНИ были, ИХ люди, в день, когда… возле арки в том доме на Московском проспекте… когда дул редкий для Ленинграда свирепый юго-восточный ветер, и по проспекту мела арктическая пурга, и она в своих осенних туфельках побежала двором, прячась от летящего снега… Снегирёв многое бы ИМ простил, если бы…

Если бы в тот день…

Волхонское шоссе – его финишная прямая – пролегало между кладбищем и большой городской свалкой, что навевало посетителям первого весьма циничные ассоциации. Алексей вошёл в ворота мимо недавно выстроенной церквушки и долго смотрел на большой план, установленный около входа. Когда спустя несколько минут он осознал, что тупо пялится в одну точку, оказалось, что его глаза давно отыскали четырнадцатый рябиновый участок, но разум никак всё не может это зарегистрировать. Да… Вот так он сидел перед давно перекрашенной Кириной дверью, и в закоулках извилин металось единственное: «Я не хочу здесь жить…» Снегирёв отвернулся от стенда и зашагал по дорожке, вымощенной покосившимися бетонными плитами. В одном направлении с ним шли люди, прибывшие на автобусах, и медленно ехали инвалидные автомобили, которым разрешалось въезжать. Пешеходы, нагруженные садовым инвентарём, саженцами и мешочками с плодородной землёй, большей частью не понимали автомобильной символики. Они неохотно расступались перед еле ползущими «Запорожцами» и «Москвичами» и зло костерили сидевших внутри инвалидов, без большой фантазии обзывая их новыми русскими. Когда-то давно, в юности, Снегирёву случилось рано утром ехать в пятидесятом автобусе на тогдашнюю площадь Труда. Всю дорогу в передней части автобуса происходил какой-то скандал и кончился только у Николы Морского, когда склочная компания вышла в полном составе. Любопытный детдомовский мальчик, которому ничего не удавалось рассмотреть из-за толкотни, нe поленился проскрести дырочку в заиндевелом окошке. Глядя в неё, он насчитал… четырнадцать бабушек, направлявшихся в собор к утренней службе. Христианином Снегирёв не был никогда. Но до сих пор не понимал, как это можно – изо всех сил собачиться, идя к делу вроде бы святому и богоугодному. Видно, много чего он, если уж так начать разбираться, в жизни не понимал.

Он не отсчитывал поворотов. Знал, что некая ячейка в мозгах сделает эта сама. Когда на углу заросшей буйными тростниками канавы возникла покорёженная табличка с цифрой «14», он остановился и некоторое время стоял, не двигаясь дальше. Было трудно дышать, и ноющая боль слева в груди, сопровождавшая его от самого дома, превратилась в раскалённый жгут, расползавшийся в разные стороны электрическими ручейками. Лекарства от этого не помогали. Один очень хороший доктор когда-то объяснил Алексею, что на самом деле у него там всё давным-давно заросло и болеть было решительно нечему. Доктор даже сравнивал его ощущения с хрестоматийной чесоткой в ампутированной ноге. Вот только легче от докторских объяснений почему-то не становилось.

Алексей перешёл бетонную плиту, воздвигнутую над канавой в качестве мостика, и двинулся между надгробиями через траву и разросшиеся кусты.

Примерно посередине участка одна могила была с самого начала заброшена. За годы на ней вымахала ракита в два человеческих роста, давно поглотившая и разбитую раковину, и казённый столбик с голубыми вклейками кафеля. Краснокожие ветки перекрывали соседние проходы, как бы отгораживая уголок. Снегирёва точно канатом потянуло туда ещё прежде, чем он успел что-либо разглядеть. Он подошёл и прочитал на небольшой наклонной плите: КИРА АНДРЕЕВНА ЛОПУХИНА. И две даты.

Похорон в своей жизни Снегирёв видел более чем достаточно. Видел, как в мёрзлую яму, на дне которой почему-то обязательно желтеет вода, опускается гроб, и хорошо, если кладбищенские деятели не перекосят его, не ударят о стенку, не плюхнут в эту воду с размаха. И как потом сбрасывают вниз комья земли, и то, что совсем недавно казалось готовым проснуться и встать живым человеком, окончательно уходит за грань этого мира, и остаётся только вернуться в дом, где ещё долго будет казаться, будто вот-вот откроется дверь и…

Снегирёв подошёл на странно негнущихся ногах и, в упор не заметив скамеечки, сел прямо на край цементного прямоугольника. КИРА АНДРЕЕВНА ЛОПУХИНА. Недавно подновлённые буквы так и сияли на мраморе.

И две даты внизу…

Было видно, что за могилой ухаживали. В головах росли три хорошие берёзки, а сбоку, прямо в проходе, – дубок с раздвоенным стволиком. В ногах – куст шиповника, по углам – ирисы.

Снегирёв довольно долго сидел не двигаясь и молча смотрел, как скользит по мрамору тень резных листьев дубка. Потом протянул руку и стал выдёргивать расплодившиеся хвощи.

– Я тебе ландышей принёс, – сказал он Кире, когда с хвощами было покончено. Кира не возражала против подарка, и он раскупорил свой мешочек, показывая ей упругие зелёные хвостики, нисколько не заскучавшие в путешествии. Они вместе выбрали пятачок, не занятый ни декоративным мхом, ни незабудками. Алексей пальцами выкопал ямку и посадил ландыши, осторожно вынув их из жестянки. Отвинтил с бутылки белую крышечку и полил кусочек Зеленогорска, который Кира когда-то хотела устроить на дачном участке.

Остатками воды сполоснул руки, сел на прежнее место и вдруг спохватился, что не принёс ни выпивки, ни закуски, как положено для поминовения. Спохватился – и отчётливо понял, что Кира на него, конечно, не сердится.

– Хорошо тут у тебя… – сипло выговорил он, гладя ладонью тёплый цемент. – Уютно, как в деревне… Зелено…

– И берёзки вон уже какие большие, – ответила Кира.

– Ага… – кивнул Снегирёв. – И дубок вымахал…

Он ещё хотел спросить, знает ли она, что дубы якобы растут вверх только первые сорок лет жизни, а потом – исключительно в ширину?.. Здравая часть рассудка вовремя окатила мозг холодной волной, заставив понять: либо он окончательно сходит с ума, либо ситуация странным образом поменялась и надо что-то предпринимать.

Ему понадобилось целых полсекунды для осознания – Кирин голос прозвучал вслух. Не с того света, а вполне наяву. И ещё почти полсекунды, чтобы определить, откуда конкретно он доносился. С бетонного мостика через канаву, по которому совсем недавно проходил он сам. К «его» могиле – Кириной могиле – направлялись три человека, и благодаря пушистым зарослям они пока не могли видеть его.