Те же и Скунс - читать онлайн книгу. Автор: Мария Семенова cтр.№ 101

– Давайте ещё подождём, дядь Лёш. Может, у него обстоятельства…

Дубинин полдня провозился в лаборатории, а когда вернулся, застал Пиновскую за неожиданным занятием: она что-то чертила на листе бумаги.

– Нервы успокаиваете? – с притворным участием поинтересовался Дубинин.

– Погодите вы с вашими остротами, Осаф Александрович! – отмахнулась Пиновская. – Вы вот весь день не показывались, а я выяснила очень любопытные вещи. Кажется, мы неверно интерпретировали роль Француза в истории с ядохимикатами…

– То есть? – удивился Дубинин.

– Мы исходили из того, что раз на обуви у грабителя имелись частицы ваших драгоценных «какашек», значит, он связан с людьми, которые их в Ясное привезли. А на самом деле…

– Вешаю свои уши на гвоздь внимания…

– Лучше действительно послушай, старая балаболка, – ласково сказала Пиновская. – В посёлке нечаянным образом обнаружились необычные дачники, оперативно свинтившие, как только запахло… Дачу снимала Марьянина Елена Викторовна, шестьдесят второго года рождения. Хозяйка дома паспорт видела. Так вот. Прежде чем въехать, дачники перекрыли крышу, покрасили дом и пристроили к нему большую веранду.

Да ещё и обнесли участок забором. Это всё на снятой фазенде! Притом что муж у Марьяниной – простой инженер…

– А говорят, зарплату не платят…

– Я уж молчу о том, что при них все время жили два охранника. Сколько всё вместе стоит, вы себе представляете. Выводы, Осаф Александрович?

– Вывод – налоговая инспекция мышей не ловит, – ответил Дубинин. Однако было видно, что он с интересом следит за ходом мысли Пиновской.

– А вот и нет. Нема у них с мужем никаких особых доходов.

– Родители?

– В свидетельстве о рождении Марьяниной отец не указан. Её матушка, Антонова Серафима Степановна, тридцатого года рождения, вообще замужем никогда не была.

– И отчество «Викторовна», как водится, с потолка…

– Именно. Но родилась она знаете где? В пресловутых Колёсных Горках Калининской области…

– «Э-э», – сказали мы с Петром Иванычем! – закричал Дубинин. – Значит, Француз таки! Только не сотрудничал с Петрухиным, а вовсе даже наоборот – порешил преступничка экологического… Советская малина собралась на совет, советская малина врагу сказала: «Нет…» И Виленкина он зачем грабанул? Деньги на киллера добывал. Скунс, он дорого стоит…

– Ницца тоже. Жизнь там, говорят…

– Что?

– Ницца. Город такой. На Лазурном берегу Средиземного моря. Некоторое время назад Елена Викторовна Марьянина вместе с дочерью Настей, няней и гувернанткой вылетели туда из Москвы. Сорокин всё-таки недаром получил кличку «Француз». Но, повторяю специально для вас, Ницца – это не Карельский перешеек. Жизнь там немного дороже. Чуточку. Поэтому он грабит Виленкина. Но это не всё. Он «заказал» Петрухина не сразу. Сначала наезжал на него, требовал денег…

– А это-то вы с чего взяли? – уставился на Пиновскую Дубинин.

– А вот с того. Я всё-таки аналитик, – Марина Викторовна вздохнула и посмотрела на Осафа Александровича, как на непроходимого второгодника. – Вам вот не нравится, что я тут что-то черчу… Врываетесь, орёте на беззащитную женщину… А я так логические задачки решаю, факты друг с дружкой связываю. Вы вот хоть знаете, что отходы из Ясного начали вывозить?

Дубинин хмыкнул:

– Самое интересное – куда…

– Верно мыслите, Осаф Александрович. Но это опять же другой вопрос, как вы любите повторять…

– Не я, Мариночка. Вы, вы.

– … А для нас с вами, Осаф Александрович, главное, что «Балт-прогресс» начал вывозить отходы сразу после убийства Петрухина. Вывод: на покойника давил француз…

– И много выдавил?

– Вполне кругленькую сумму, – Пиновская сделала на своём листе ещё одну пометку, ничего не говорящую стороннему наблюдателю. – Он получил с партнёров покойного двести тысяч долларов. И переправил на имя дочери в «Лионский кредит»…

– Пора брать! – азартно заявил Дубинин. В кабинет заглянула Наташа:

– Марина Викторовна, вас по спецсвязи. Соединяю?

Пиновская сняла трубку. В ней раздались отдалённые щелчки и гудки, а затем – мягкий баритон, сдобренный сильным эстонским акцентом:

– Коспожа Пиновсккая? С фаами коворитт капит-таан Уно Велисте из Таллинской полиции…

Дубинин всего разговора не слышал, только короткие реплики Марины Викторовны:

– Да… Разумеется… Да… Немедленно. Большое спасибо. Большое спасибо…

Пиновская положила трубку. Глаза её сияли охотничьим блеском, который все сотрудники «Эгиды» знали очень хорошо.

– Ну, Осаф Александрович, это дело надо отметить! Таллинская полиция виленкинские предметы перехватила. Причём в последний момент – в сумке у финской старушки, когда та на паром садилась. Скоро в Питер всё привезут.

– Ну, Марина Викторовна, как хотите, а чаем вы тут не отделаетесь! – воскликнул Дубинин. – Тут нужно кое-что посущественней…

– Старый алкоголик!

– Помилуй Боже! До чего ж у вас грязное воображение. Я-то всего лишь про торт!

Токсово находится совсем рядом с Санкт-Петербургом, но последнее время Плещеев, к стыду своему, в заграницах бывал чаще, чем в области. Выезжая новыми районами (не по Тореза, где в данный момент в одиночестве ужинала Людмила, а окольными путями, воровато держась как можно дальше от дома), Сергей Петрович попробовал сосчитать, сколько же лет он в Токсове не был. Получилось – более двадцати. С тех ещё пор, как его родители снимали там дачу.

Городские окраины со времён школьного детства разрослись и сильно переменились. Плещеев ехал по улице Руставели и думал о том, что эту часть города он тоже давненько не посещал. Знакомым повеяло, только когда машина мягко подпрыгнула на переезде и слева показалась церковь.

Сколько раз в детстве Плещеев видел её сквозь окно электрички и узнавал по уродливо погнутому обломку креста, – почему-то всегда под дождём, ветшающую и неухоженную, точно брошенная старуха? Теперь до бывшей развалины добрались хорошие руки. Колокольня отсвечивала нарядной желтизной, маленький купол играл не по-церковному жизнерадостно, отражая последнее сияние дня. Странное дело! В детстве Серёжа Плещеев был пионером, потом комсомольцем и за постепенным разрушением церкви следил без особого душевного трепета: туда, мол, и дорога. И даже теперь, тихо диссоциировав вместе с КПСС, Сергей Петрович не очень следовал велениям времени и не торопился записываться в рьяные демократы и правоверные христиане.

А вот увидел, что вроде бы воспрянула примелькавшаяся церквушка, и неведомо отчего потеплело внутри.