Елизавета Петровна - читать онлайн книгу. Автор: Константин Писаренко cтр.№ 14

К 1740 году союз казака и цесаревны оформился, как теперь говорят, в гражданский брак. Они делили печали и радости полуопального бытия, вместе подняли на ноги приемного сына. Своих детей, увы, не завели. Похоже, проблема была не в физиологии, а в политике: Елизавета Петровна готовилась возобновить борьбу за власть .

С 1737 года политическая ситуация в Российской империи постоянно ухудшалась, причем внутренний кризис накладывался на внешнеполитический. Патологический страх Анны Иоанновны перед оппозицией и, как следствие, неоправданно жестокая реакция на каждый ропот или даже скептический отклик подтачивали единство страны. Нарастал процесс отчуждения между обществом и главой государства, на подданных не опирающимся, отстаивающим в первую очередь интересы собственной «группы поддержки», состоящей преимущественно из иностранцев. Война с Турцией под лозунгом пересмотра унизительных условий Прутского мира 1713 года обернулась западней. Покорение в 1736 году Азова и Крыма, в 1737-м Очакова парадоксально не приближало, а отдаляло день триумфа. Причина крылась в международной обстановке, оказавшейся неблагоприятной для России. Союзные державы либо дистанцировались от конфликта (Англия, Голландия), либо запросили неприемлемую цену за помощь (Австрия), либо выжидали, рассчитывая примкнуть к победителю (Пруссия, Швеция). Откровенно протурецкую позицию заняла Франция. Сплоховал и Остерман на Немировском конгрессе (август — сентябрь 1737 года): султан, получив требования передачи России всего Причерноморья от Кубани до Днестра и предоставления независимости Молдавии и Валахии, естественно, отверг их.

Впрочем, может, Остерман и не виноват, если претензии России были санкционированы Бироном — в угоду фельдмаршалу Миниху, грезившему о великих завоеваниях. Уже кампания 1738 года развеяла эти грезы. Днестровский поход закончился бесславно. Обескровленная в Крыму и под Очаковом русская армия не справилась с задачей освобождения православных народов от османского ига. Между тем весной в Швеции выборы в риксдаг выиграла партия, настроенная антироссийски. Угроза войны на два фронта возросла неимоверно. И в столь критический момент кому-то в Петербурге понадобилось вконец испортить отношения с северным соседом. В ночь на 6 июня 1739 года отрядом русских военных в окрестностях силезского Бреславля был убит шведский майор и агент Малкольм Синклер, возвращавшийся с важными документами из Стамбула в Стокгольм. Что бы Синклер ни вез, нападение на дипломатического курьера не стоило того, ибо гибель соотечественника возмутила всё шведское общество. В Стокгольме мгновенно нарушилось хрупкое равновесие между «ястребами» и «голубями», и правительство, возглавляемое Карлом Гилленбургом, обрело полномочия на разрыв с Россией.

Русско-шведскую войну предотвратили успех Миниха при Ставучанах 17 августа, падение Хотина 19 августа и Ясс 3 сентября и поспешное, на опережение, подписание в Белграде 7 сентября 1739 года мирного трактата с Турцией, минимально удовлетворившего Кабинет министров приобретением Азова с окрестностями. Императрица избежала катастрофы, которая разразилась бы вслед за вручением шведским посланником Эриком Нолькеном ноты об объявлении войны. Подданные, и без того раздраженные репрессивной политикой, не простили бы ни государыне, ни членам ее правительства необходимости драться с целой враждебной коалицией. Всем было ясно, что грозную Анну Иоанновну на троне должна была сменить Елизавета Петровна, но вот о том, кто мог выступить организатором дворцового переворота, едва ли кто-то догадывался. Обер-камергер Бирон, в 1737 году на ландтаге прибалтийского дворянства избранный герцогом Курляндским, решил сделать ставку на перспективную принцессу, отколовшись от обанкротившейся «немецкой» камарильи, впутавшей монархиню в турецкую авантюру, и за несколько лет превратился в надежного политического партнера дочери Петра. Он единственный сумел бы на пике народного негодования, вызванного дипломатическим крахом Остермана, Миниха и иже с ними, убедить Анну Иоанновну отречься от трона в пользу цесаревны. И он великолепно реализовал бы комбинацию, рожденную во дворце на набережной Красного канала, если бы не Остерман .

Похоже, вице-канцлер вовремя понял, каковы могут быть последствия убийства Синклера, и не замедлил проинформировать о них императрицу. Убийц — капитана Кутлера, поручика Левицкого и четырех нижних чинов — Остерман предлагал колесовать, но в итоге они отделались ссылкой в Сибирь. (Оттуда всех вызволила… императрица Елизавета Петровна, спрятав вместе с семьями в Казани и обеспечив всем необходимым, от денежных компенсаций до врачебной помощи, сменив фамилии и повысив в чинах: Туркеля — до подполковника, Ликевича — до майора, прочих — до прапорщиков.) Ущерб от их «услуги» Остерман нейтрализовал, срочно откомандировав в Турцию советника канцелярии Карла Каниони с инструкциями для французского дипломата маркиза Луи Вильнева, уполномоченного Россией подписать с османами мир.

Шестнадцатого декабря 1739 года в Санкт-Петербург приехал посол Франции маркиз Жак Иоахим Шетарди. Хотя кризис миновал, в придворных кругах по-прежнему царила тревожная атмосфера. Маркиз считал, что война с турками, «истощившая страну», «предоставление главных должностей иностранцам», выдвижение в наследницы Анны Леопольдовны «побудили некоторыя из значительнейших русских фамилий искать наиболее подходящих средств, чтобы освободиться от ига чужеземцев и ввести в России при помощи революции новую форму правления». Шетарди писал: «Князья Долгоруковы, Нарышкины и Голицыны составили с этой целью неудавшийся заговор, пытаясь возбудить всеобщее волнение и заставить взяться за оружие подданных… разсчитывая на поддержку со стороны Швеции, они хотели… устранить царицу, принцессу Анну и супруга ея, принца Вольфенбюттельскаго, равно как и всю семью герцога Курляндского, истребить, кроме того, немцев или прогнать их из страны… Согласно этому невыполненному замыслу принцесса Елизавета должна была быть провозглашена императрицей… Виновники заговора, вынужденные пытками сознаться в своих преступлениях, были казнены в Новгороде… Разсказывают также и о другом заговоре в Москве. Несомненно, что в империи замечается сильное брожение».

Бедные Долгоруковы — Василий Лукич, Иван Алексеевич, Сергей и Иван Григорьевичи — безвинно сложили головы на эшафоте 8 ноября 1739 года. Формально всех казнили за так называемое подложное завещание Петра II, прочившее в государыни последнюю царскую невесту Екатерину Долгорукову. В действительности царица и Остерман, напуганные затишьем перед бурей, били наугад, исходя из рассуждения, что Долгоруковы и Голицыны, мутившие воду в 1730-м, могут это делать и теперь. Семена Кирилловича Нарышкина, проживавшего во Франции, обвинили в соучастии — на всякий случай .

Ни Елизавету Петровну, ни кого-то из ее придворных не засудили — они вели себя примерно. На Бирона не пала даже тень подозрения. Тем не менее «немецкая» партия как будто прозрела. Той же осенью на первый план выдвинулся Артемий Петрович Волынский, ставший кабинет-министром 3 апреля 1738 года по протекции Бирона. За полтора года галантный сановник сумел настолько понравиться Анне Иоанновне, что именно ему в октябре или ноябре 1739-го была доверена подготовка программы реформ, отвечавшей чаяниям российского дворянства. Артемий Петрович с энтузиазмом взялся за работу и… обрек себя на плаху. Новый выдвиженец государыни торопился с проектом, за пару месяцев привлек к консультациям десятки чиновников высокого ранга, от сенаторов до личного секретаря императрицы.