Елизавета Петровна - читать онлайн книгу. Автор: Константин Писаренко cтр.№ 10

В январе 1730 года мало кто в Российской империи хотел видеть царицей Елизавету Петровну. Остерману, Долгоруковым и иже с ними не стоило изводить царя очередным брачным проектом. Решили не допускать к власти дочь Петра, согласовали другую, более приемлемую кандидатуру, и довольно… Кстати, три дипломата — австрийский, голштинский, бланкенбургский, накануне рокового дня ходатайствовавшие за принцессу, удостоились у первых лиц государства весьма холодного приема. Зато сама наша героиня не сочла нужным прерывать отдых в деревне и накалять страсти приездом в столицу. В итоге выиграла она. «Верховники» в отсутствие возмутительницы спокойствия затеяли реформу государственного строя. Закончилась попытка скверно: реформаторов разогнали, власть досталась Анне Иоанновне.

Двадцать пятого февраля 1730 года победительница при одобрении внушительной дворянской депутации разорвала «кондиции» — перечень прерогатив, изымаемых у династии в пользу Верховного тайного совета. 28 апреля в Успенском соборе Московского Кремля ее короновали. Но прежде, 14 апреля, Долгоруковых выслали в отдаленные родовые деревни. 21 апреля сержанта Семеновского полка Алексея Шубина вышибли из гвардии, отправив в отставку в чине гвардейского прапорщика . Теперь он мог больше времени проводить с возлюбленной.

Французский резидент Маньян в депеше от 23 марта выразил удивление, что Елизавета предпочла не вмешиваться в борьбу и приехала в Москву лишь после избрания Анны Иоанновны, хотя сам же признавал, что «ея присутствие» ничем ей не помогло бы. Значит, горький урок 1728 года не пропал даром — и дочь Петра поняла главное: для успеха в политике таланта мало, важно еще заручиться общественными симпатиями. Проявив зимой 1730 года уважение к мнению соотечественников, отвергавших ее притязания, она сделала первый шаг к политическому возрождению.

А пока под предлогом «лихорадки» принцесса уклонилась от неприятной обязанности участвовать в коронационных торжествах, продолжавшихся до 5 мая. 24 мая двор переехал на всё лето в Измайлово. Цесаревна чередовала официальные мероприятия в свите императрицы с приватным досугом в дорогом Покровском, среди друзей и уволенного со службы фаворита. Не тогда ли в селе открылся домашний театр, на сцене которого игрались разные пьесы с аллегориями? Впрочем, уже в августе спектакли прекратились. В Первопрестольную прибыл португальский принц Эммануэль, чтобы посвататься то ли к самой царице, то ли к ее племяннице Анне Леопольдовне. Однако молодой человек, увидев на приеме Елизавету Петровну, сразу влюбился в нее. Анне Иоанновне и без того не нравилась идея Остермана породниться с браганской королевской фамилией, а тут царица и вовсе рассердилась… Вот и пришлось ее двоюродной сестре уехать 15 августа не в облюбованное ею Покровское, а «миль за шестьдесят от Москвы», в знаменитую Александровскую слободу.

Благодаря книге историка Н. С. Стромилова «Цесаревна Елисавета Петровна в Александровой слободе и Успенский девичий монастырь» (М., 1874) и поныне считается, что дочь Петра скоротала там большую часть опалы, выпавшей на московский период (1728–1731). Возможно, стоит, взглянув на карту, убедиться, что не очень удобно регулярно мотаться в карете из слободы в Москву и обратно, преодолевая по 100 верст в одном направлении. До Троице-Сергиевой лавры гораздо ближе, между тем паломничество в обитель было для двора целым событием. Так что вряд ли Елизавета Петровна посещала слободу часто и наездами — скорее, редко, зато на длительный срок, от месяца и больше, чтобы не только распорядиться по хозяйству, но и в Успенском девичьем монастыре побывать, и помещиков-соседей навестить. Благо в двух верстах от слободы, в усадьбе Крутце, доживал свой век опальный И. И. Бутурлин, бывший поклонник Анны Петровны, а в десяти верстах, в селе Балакиреве, постоянно отдыхал другой соратник отца — его кабинет-секретарь А. В. Макаров.

Не в кабинете ли у кого-то из них за неспешной беседой возле шкафа с книгами возникла у цесаревны мысль изучить политическую историю европейских стран двух последних веков, чтобы проанализировать заграничный опыт государственного управления, обнаружить причины прочности одних и зыбкости других монархий, вывести формулу оптимального политического поведения? Ведь активное пополнение Елизаветой собственной библиотеки политико-исторической литературой началось как раз на рубеже 1720—1730-х годов. Впрочем, осенью 1730-го даже при наличии вышеозначенного намерения заняться его исполнением цесаревне вряд ли удалось — потребовалось защищать от внешней угрозы тихую «семейную» идиллию с Шубиным.

К покровской затворнице воспылал страстью Густав Бирон, брат аннинского фаворита. Ориентировочно с середины октября курляндец повел атаку на даму сердца. По меткому выражению Лефорта, он «мозолил глаза» цесаревне, навязчиво ухаживал. Елизавета изворачивалась, как могла, сознавая уязвимость — и свою, и особенно Шубина. Как ни балансировала она между «можно» и «нельзя», неуступчивость в главном вопросе привела-таки в декабре к разлуке с сердечным другом. Эрнст Иоганн вспомнил, что прапорщик всего лишь де-факто в отставке, а официально его «абшид» не оформлен. Молодому человеку без проволочек вручили предписание выехать в Ревель, в Дерптский гарнизонный полк. Куда деваться — Шубин отбыл к новому месту службы. Густав Бирон возобновил осаду, но, похоже, быстро прекратил ее. Елизавету спасла мекленбургская герцогиня Екатерина Ивановна, сестра императрицы, встревоженная чрезмерным вниманием братьев Биронов к цесаревне. Заподозрив, что под видом любовной интриги скрывается политическая, ведущаяся в ущерб ее дочери Анне Леопольдовне, она, видимо, пожаловалась царице. Государыня ради сестры одернула фаворита, тот приструнил младшего брата. Елизавета вздохнула с облегчением — правда, ненадолго, ибо одного чичисбея сменил другой, шурин Бирона камергер Трейден. В июле 1731 года, подкараулив цесаревну на прогулке в лесу под Покровским, он предстал перед ней с пистолетом в руке, обещая застрелиться, если не удостоится взаимности. Девушка, по словам Маньяна, «не одобрила его смелости».

Велик соблазн связать с этими приключениями ту манеру поведения, с помощью которой Елизавета станет защищаться от придирок императрицы: лучше казаться распутной, нежели нелояльной. Три нашумевшие опалы 1731 года тому наверняка поспособствовали.

Утром 19 мая арестовали сенатора и подполковника гвардии Александра Ивановича Румянцева — за прямоту: генерал по-солдатски грубо отклонил предложение Анны Иоанновны возглавить Камер-коллегию. Сенат тут же на экстренном заседании вынес ему смертный приговор, милостиво замененный разжалованием и ссылкой в деревню. Уже 24 мая Румянцевы покинули столицу.

Вторым пострадал Ягужинский. Честолюбие генерал-прокурора и обер-шталмейстера простиралось до планов превращения Сената в высший орган управления. Граф, видевший себя первым министром, естественно, вступил в конфликт с обер-камергером Э. И. Бироном и обер-гофмаршалом Р. Г. Левенвольде. Этот дуэт в пику Павлу Ивановичу пролоббировал учреждение 18 октября 1731 года «для порядочного отправления всех государственных дел» Кабинета министров из трех персон — канцлера Г. И. Головкина, вице-канцлера А. И. Остермана, тайного советника А. М. Черкасского. Сенат мгновенно утратил шанс обрести статус руководящей инстанции. Остерман был нужен в триумвирате как профессионал, лучше всех разбиравшийся в международных проблемах. Включение в состав нового органа Черкасского было, вероятно, компенсацией за разорванную весной помолвку Левенвольде с дочерью князя Варварой. Головкина пригласили для равновесия между ними. Если бы у Ягужинского хватило такта и ума, тесть мог бы отстаивать его мнение. Но Павел Иванович взялся за инструктаж без какой-либо деликатности, разгневал старика и в сердцах обругал всю кабинетную затею. Гавриил Иванович пожаловался на зятя царице, та разглядела в «оскорбительной выходке» Ягужинского закамуфлированную оппозиционность и 18 ноября охладила его пыл назначением послом в Берлин. 26 ноября несостоявшийся премьер отправился в Пруссию .