Юрий Поляков. Последний советский писатель - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Ярикова cтр.№ 195

Многие эпизоды романа напоминают четкие снимки с отличной выдержкой — при всей художественности текста и метафоричности поляковского языка. Вот что писал о романе и о самом Полякове Александр Щипков:

«Девяностые и нулевые стали временем, когда большая литература оказалась отделена и от общества, и от государства. Образованному читателю было заявлено, что он нуждается не в серьезной словесности, а в «умной беллетристике», поскольку и креативный менеджер, и бывший интеллигент теперь так заняты в производстве смыслов, что не имеют времени на вдумчивое чтение. Роман идей стал признаком плохого вкуса. Вместо него издательский и культуртрегерский агитпроп предложил необременительную беллетристику с периодическим «интеллектуальным» перемигиванием, свидетельствующим о том, что школьный курс все еще не забыт «образованным» читателем. Его, читателя, холили и трепали по щеке.

Юрию Полякову эта фальшивая умилительная интонация оставалась абсолютно чуждой. Он не пошел по легкому пути «умной беллетристики» — того сорта литературы, которой так жаждали поглупевшие к концу 90-х бывшие интеллигенты. Правда, беллетристический арсенал у Полякова богатый, ему не откажешь в умении закрутить интригу, сложить головоломку из житейских обстоятельств, его криминальным сюжетам позавидовали бы иные детективщики. Но литературность никогда не приносилась им в жертву ремеслу.

Наоборот. Тайные пружины и колесики действия в конечном счете помогают Полякову взять читателя за пуговицу для серьезного разговора. И читатель любого ранга, от бывших мэнээсов до нынешних сисадминов, часто на этот крючок попадается.

Не будет преувеличением сказать: блажен тот пишущий муж, который, будучи ловцом сюжетных историй, остается и ловцом человеков. Проза Полякова, как неоднократно отмечали критики, стала энциклопедией «эпохи первоначального и окончательного накопления капитала». Но разговор об общественном Поляков всегда ведет на равных, предлагая доверительную интонацию.

Авторы массовой литературы сделали образ креативного менеджера своим вечнозеленым брендом. А Юрий Поляков описывает нового гегемона совсем по-другому, без притворного сочувствия. Например, герой романа «Грибной царь» — владелец фирмы «Сантехуют» и участник коммерческих войн — все время катится по наклонной. И дело не в одном только хроническом адюльтере, но и в беспринципности. Он — жертва обстоятельств, им же самим и созданных. К тому же типу относится и Башмаков из романа «Замыслил я побег…», и другие поляковские герои постсоветского периода.

Интереснее всего наблюдать этих героев на психологических изломах. Словно проверяя ножку гриба: червивый или нет? где здоровая часть, а где темные пятна начинающегося распада? И не только роман «Грибной царь» с его мощной буколической метафорикой, но и остальные романы и повести дают материал для, так сказать, органического исследования души. При этом авторская зоркость подспудно передается читателю и никогда не утомляет последнего. Тому есть несколько причин.

Во-первых, и «Грибной царь», и «Замыслил я побег…», и «Возвращение блудного мужа» — психологическая проза, наполненная гротеском. Соединение гротеска с психологизмом относится к числу трудных литературных задач, но в случае успеха результат ошеломляет. А Юрий Поляков прекрасно умеет это делать.

Во-вторых, привлекает фирменная авторская манера вести повествование на грани анекдота, не срываясь ни в карикатурность, ни в безбрежную стихию карнавальности, где любые вопросы растворяются, но не решаются. Смех у Полякова не имеет ничего общего и с постмодернистской «всеобщей теорией относительности». Это смех хорошо нацеленный и продуманный. Но — и это важнее всего! — никогда не уничтожающий до конца объект осмеяния, будь то какой-нибудь ресторатор, сантехнический бизнесмен или вытянутый школьным другом к лучшей жизни неудачник».

А вот мнение Льва Аннинского, высказанное в статье «Повороты Юрия Полякова», которая была опубликована в журнале «Дружба народов»:

«Свирельников, кажется, единственный из основных героев Полякова, чье имя не переворачивается в каламбурах, а сохраняется в своей загадочной музыкальности, особенно когда звучит в резонанс с Веселкиным, его корешем, чье имя без конца переиначивают: то в Мурзилкина, то в Пистонкина, то в Женилкина, а то и в Мочилкина — в зависимости от степени подлости и кровавости предполагаемого сюжетного поворота.

Одна образная струя объединяет роман о Трудыче и роман о Свирельникове (не считая, конечно, универсального вопроса: «В каком смысле?» — коим встречают герои Полякова вызовы вертящейся вокруг них эпохи).

Один смысл отмечаем сразу и бесповоротно: «постельный опыт», «катастрофически опережающий» прочую жизненную практику. А именно: «телесные причуды дам», называемых в зависимости от их успешности то вагинальными труженицами, то отосланными партнершами, то совокупительными чудачками, а около них — соответствующие подвиги кавалеров, всегда готовых к любодеянию, но иногда стыдящихся (тут я, пожалуй, спрячусь за цитату) «своего бессовестного многолетнего скитания по сладким расселинам плоти», а иногда искренне верящих, что «генитальная неверность укрепляет сердечную преданность законному супругу».

Никак не ставя под сомнение ни одно из этих положений (даже отдавая должное читательской завлекательности тех поляковских страниц, которые устами одного из героев он называет «путеводителем по эрогенным зонам»), — рискну все-таки отметить в романе «Грибной царь» некий нюанс, которого не было ни в похождениях Башмакова-Тапочкина, ни в терзаниях Калязина-Коляскина. Те просто отвечали на вызовы естественной нормальной плоти. Свирельников же чувствует, что причастен к куда более серьезным узам, причем не просто эротическим (этого и у Трудыча хватало), а, так сказать, философским: «Если, например, каждого индивидуума связать мысленной веревочкой со всеми его интимными партнерами, человечество окажется опутанным густой сексуальной паутиной».

Вот что проступило в последнем романе Полякова: глобальный аспект! Мировая паутина, как сказали бы мэтры Интернета. Масштабность дел и деяний. Крутость.

Сравнить: Трудыч перебивался с неверных башлей челнока на жалкие деревяшки охранника — Свирельников шуршит капустой, крутит бабки, считает штуки десятками и чувствует себя миллионером.

В каком смысле?

В смысле возможностей, конечно. Но и в смысле риска.

Трудыч сравнивал прелести жены и любовницы, не теряя юмора (совместными усилиями они удержали-таки его на этом свете, не дали сверзиться с балкона).

У Свирельникова оставленная жена — не какая-нибудь страшилка из гоголевской «Женитьбы», от которой можно сигануть через балкон, — теперь это почти состоявшаяся леди Макбет, готовая, как убежден Свирельников, нанять киллера, чтобы угробить бывшего мужа, — по каковой причине киллера нанимает и он сам…»

«Грибной царь», как и большинство предыдущих сочинений Полякова, шагнул с журнально-книжных страниц в кино и театр. В 2011 году инсценировка «Грибного царя» была поставлена на сцене МХАТа им. М. Горького (в роли Свирельникова — народный артист Валентин Клементьев), а в 2015-м — в Оренбургском академическом театре драмы. Режиссер Григорий Мамедов снял по мотивам романа шестисерийный фильм, в котором Свирельникова сыграл народный артист Александр Галибин.