– Ты фаталист? – всхлипнула она.
– Я реалист, дорогая. Что ушло, того не вернуть. Смирись…
– Ты бы смирился?
– Я не женат и все больше убеждаюсь, что семейная жизнь не для меня. Ты тоже по натуре одиночка. Разве узы брака не тяготили тебя? Признайся.
– Тяготили, – кивнула Мадлена. – Но Краснов не имел права рвать их без моего согласия! Он не имел права!
Она недоговаривала, будучи уверена в том, что Аверкин поймет ее. Тот в самом деле понял.
– Тебе нужно простить… всех.
– Ну, уж нет! – вскинулась вдова. – Я не претендую на святость, как эта ваша…
– Тсс-с, – прошептал музыкант. – Не говори того, о чем потом пожалеешь.
– Я не пожалею. Открой мне секрет, Гена, что вы все в ней находите? Ты, Марей, другие?.. Чем она берет?
Под «другими» Мадлена подразумевала опять-таки своего мужа, но вымолвить это вслух не могла. Очевидно, она основательно проштудировала соцсети и побеседовала со многими общими знакомыми.
– Варя светлая, искренняя, чистая, и в уме ей не откажешь, – осторожно высказался он. – К тому же она напрочь лишена тщеславия. При ее внешности и достатке такие качества встречаются крайне редко. Будь я художником, написал бы с нее Мадонну! Марей умолял ее позировать, но она отказывалась. Кстати, я посвятил ей пару композиций. Это мои лучшие вещи! Настоящие хиты! И вдохновила меня на них – Варя. Она особенная! Неповторимая. Эксклюзив, как нынче принято говорить.
Мадлене хотелось его убить. Прямо здесь, «не отходя от кассы». Она представила, как его тело клонится вперед, а кудрявая голова падает в тарелку с тартинками, и удовлетворенно вздохнула…
Глава 16
Раздалось собачье рычание, и из зарослей одичалой сирени вывалился Славик. Лариса прыснула со смеху. Лохматая дворняжка вцепилась в его штанину и не отпускала.
– Фу! Фу! – неуклюже отбивался парень, размахивая руками. – Фу! Отстань, чудовище!
– Иди ко мне, – позвала дворняжку Лариса и присела на корточки. – Оставь человека в покое. Не видишь, он боится собак?
Лохматое «чудовище» разжало челюсти и доверчиво завиляло хвостом.
– Вы укротительница тигров, – с облегчением выдохнул Славик, рассматривая штанину. – Я уж думал, мне конец.
Лариса достала из сумочки печенье и протянула собаке. Та схватила угощение и нырнула обратно в кусты.
– С детства ненавижу собак, – признался красный от смущения Славик. – Они платят мне тем же. Спорим, на всем кладбище эта тварь привязалась именно ко мне?
– Что ты делал в кустах? – невинно осведомилась Лариса.
– Я ждал вас, ждал и начал беспокоиться… Пошел искать, и вдруг дворняга выскочила будто из-под земли! Тут их целая стая бродит. Паломники подкармливают. Любители животных, блин!
– Успокойся, собака тебя не укусила. Только штаны пострадали.
– Нельзя разводить бездомных собак, – ворчал парень.
– Их никто и не разводит.
– Вы правы. Эти чудовища сами плодятся, как кролики. А потом бросаются на людей.
Испуг прошел, и Славик вспомнил, что привело его сюда. Любопытство! Он исподтишка косился по сторонам. Но вокруг были только надгробия и тронутая желтизной растительность.
– Вы поговорили с тем человеком?
– К сожалению, я его не догнала, – покачала головой Лариса. – Тут легко заблудиться.
Славик поднял глаза на мраморную плакальщицу и заявил:
– Классный памятник. Сейчас таких не ставят. Девятнадцатый век?
– Начало двадцатого, – сказала Лариса. – Я не удержалась и сфоткала.
– Сюда кто-то приходит! – удивился парень. – По ходу, это семейный участок. Цветы посажены, все убрано. Рядом могила пятилетней давности. И фамилии на памятниках одинаковые.
Запах астр и прошлогодней листвы вызывал скорбь, как запах еловых веток иногда напоминает похороны.
Славик поправил очки, читая надписи на мраморе. Лариса молча наблюдала за ним.
– Может, это отец и сын? Хотя вряд ли. Значит, прадедушка и правнук.
Подул холодный ветер, пронизывая насквозь летние брюки и курточку Ларисы. Она зябко повела плечами.
– Что-то я замерзла. Пошли отсюда, Славик. Перекусим где-нибудь и поболтаем.
– А как же Ксения Блаженная?
– В часовню все равно без очереди не попасть, и стоять не хочется. Грустно тут, правда?
– Я только «за»! Не люблю могилы. – Парень обрадовался, что не придется торчать на кладбище, и бодро потрусил по усыпанной гравием аллее.
Через четверть часа они с Ларисой вышли на улицу и сели в маршрутку. Славик пустился в рассуждения по поводу жизни и смерти. Он был еще молод, чтобы это всерьез волновало его. Но мраморная плакальщица произвела на него удручающее впечатление.
– Как вы думаете, на том свете что-то есть?
– Можешь не сомневаться.
– Вы так считаете? – оживился Славик. – Моя мама тоже говорит, что смерть еще не конец. Однажды ей приснилась Анна Самохина и поблагодарила за цветы, которые мама иногда приносит на ее могилу…
Лариса слушала вполуха, гадая, чем сейчас занимается Ренат. Неужели поехал к Варе? «Воспользовался моим отсутствием, чтобы повидаться с ней. Хочет избежать неприятных вопросов».
– …Ксения Блаженная, например, до сих пор помогает страждущим, – бубнил парень. – Во всяком случае, люди в это верят…
Лариса подумала, что Ксения дала ей ценную подсказку. Это она привела ее к плакальщице! Пусть через мужчину в темных очках. Но инициатива исходила от Ксении…
* * *
Смерть Краснова квалифицировали как самоубийство, но тесть погибшего платил большие деньги, и Южин продолжал копать.
– На мой взгляд, дело ясное, – убеждал он клиента. – Эксперты подтверждают, что выстрел произведен в упор самим Красновым. Вывод однозначен!
– А мотив? – хмурился Перевалов.
– Мотива как будто нет. И предсмертной записки тоже.
– То-то и оно! Отец моих внуков был психически здоров, депрессией не страдал, больших долгов не имел. С чего бы ему стреляться?
– Может, шантаж? – предположил детектив. – Допустим, любовница грозилась рассказать жене об их связи, требовала принять решение.
– Ты бы покончил с собой из-за этого?
– Я нет.
– Краснов не был хлюпиком. Тупого упрямства ему не занимать: если что-то втемяшил в башку, сделает, хоть тресни. Но о суициде он не заикался! Зять скорее перестрелял бы всех, кто стоял у него на пути.
– Факт есть факт, – возражал Южин. – Господин Краснов сам лишил себя жизни. Под воздействием чего? Это вопрос.