– Я подумаю над этим, – серьезно сказал Бронсон, но в его дьявольских черных глазах заплясал смех. Холли глубоко вздохнула:
– Значит, вы согласны на тридцать? И если я оставлю место раньше, я получу половину?
– Согласен. Но, уступив вам, и я попрошу дополнительной уступки.
– Какой же? – насторожилась она.
– Я хочу, чтобы вы жили здесь. Со мной и моей семьей.
Холли подняла на него изумленный взгляд.
– Но это невозможно!
– У вас с Розой будут свои апартаменты, экипаж и лошади, на случай если вам понадобится куда-то съездить, и вы сможете приходить и уходить, когда вам захочется. Привезите своих слуг, если того желаете. Я позабочусь об их жалованье в течение года.
– Не понимаю, почему это необходимо…
– Чтобы научить Бронсонов вести себя по-благородному, понадобится больше времени, чем несколько жалких часов в день. Как только вы с нами получше познакомитесь, вы перестанете в этом сомневаться.
– Мистер Бронсон, но я не могу…
– Вы получите тридцать тысяч, леди Холланд. Но для этого вам придется переехать ко мне.
– Я бы скорее согласилась на меньшую сумму…
Внезапно Бронсон усмехнулся, ничуть, по-видимому, не обескураженный ее хмурым видом.
– Переговоры закончены, миледи. Вы будете жить здесь в течение года и получите тридцать тысяч фунтов, или никакой сделки не состоится.
Холли, охваченная азартом торга, вся дрожала.
– Тогда я согласна, – проговорила она еле слышно. – Но мне хотелось бы, чтобы карета и четверка лошадей, обещанные Розе, были внесены в контракт.
– Хорошо. – Бронсон протянул руку, схватил ее маленькую ладонь и крепко пожал ее. – Вам холодно? – Он задержал ее пальцы в своих несколько дольше, чем то было необходимо. Губы его изогнулись в улыбке. – Вы боитесь?
Об этом же он спрашивал ее в оранжерее в ту ночь, когда поцеловал ее. Да и она чувствовала себя почти так же, как тогда, ошеломленная необыкновенным поворотом событий.
– Да, – прошептала она. – Я вдруг испугалась, что я не такая, какой всегда себя считала.
– Все будет хорошо, – сказал он низким ласковым голосом.
– Вы не м-можете обещать этого.
– Нет, могу. Я прекрасно представляю себе, какой будет реакция ваших родственников. Не падайте духом.
– Я постараюсь, – проговорила она, пытаясь сохранить достоинство. – Даю слово, что я не нарушу нашего договора.
– Хорошо, – кивнул он, и его глаза блеснули беспокойным блеском победы.
* * *
Карета его гостьи ехала по аллее, солнце играло на черном лаке экипажа, отбрасывая слепящие блики. Закери откинул занавеси на окне библиотеки и смотрел вслед, пока карета не скрылась из виду. Его переполняла та взрывная энергия, которую он всегда ощущал, заключив выгодную сделку. Леди Холланд Тейлор будет жить под его крышей вместе со своей дочерью. Такого поворота не ожидал никто, в том числе и он сам.
Что в ней такого, что так сильно привлекает его? Возбуждение охватило его с того момента, как только она оошла в комнату. Ни одна женщина не казалась ему такой грациозной и обаятельной. Мгновение, когда она сняла перчатки, обнажив свои изящные бледные руки, взволновало его гораздо больше, чем десятки удачных сделок.
Он знавал великолепных красавиц и женщин выдающихся талантов, наблюдал их и в постели, и вне ее, и понять не мог, почему какая-то маленькая вдовушка произвела на него такое впечатление. Быть может, его влекло дружелюбие, угадывающееся за ее чопорностью? Она, без сомнения, леди, но без той высокомерной холодности, которую он встречал у других дам ее круга. Ему понравилось, как прямо и дружески она с ним разговаривала, словно они были давно знакомы. Образованная, приветливая и чересчур утонченная для таких, как он.
Разволновавшись, Закери сунул руки в карманы брюк. Он брел по библиотечным апартаментам, рассеянно глядя на бесценную коллекцию книг и картин, собранных им. С самого детства он ощущал постоянную, грызущую, не дающую покоя потребность добиваться своего и побеждать. Его переполняла неудовлетворенность, заставлявшая без устали работать, строить всевозможные планы, обдумывать фантастические идеи в течение долгих ночей, когда остальные люди спят. Ему все время чудилось, что вот сейчас он добьется еще одной цели, заключит еще одну сделку, вскарабкается еще на одну последнюю гору – и будет счастлив. Но этого не случилось.
Почему-то в обществе леди Тейлор он чувствовал себя обыкновенным человеком, который может позволить себе расслабиться. За тот час, что она пробыла у него, он растерял всю свою агрессивность. Он почти ощущал… удовлетворение. Такого с ним никогда не бывало раньше. Это чувство нельзя упускать, ему хотелось испытывать его вновь и вновь. Он жаждал, чтобы леди Холланд оказалась у него в доме.
И еще он хотел, чтобы она оказалась у него в постели. Вспомнив момент, когда она поняла, что он – тот самый, который поцеловал ее, Закери улыбнулся. Она зарделась и, кажется, даже вздрогнула. В какое-то мгновение он подумал, что она сейчас упадет в обморок. Если бы это произошло, у него появился бы предлог снова обнять ее. Но она взяла себя в руки и промолчала, очевидно, надеясь, что он ее не узнает. Можно подумать, будто она совершила куда более серьезное преступление, чем обмен торопливым поцелуем в темноте с незнакомцем. При всех своих светских навыках она вовсе не была искушенной. Он не понимал, почему это его так трогало.
В ее чертах и повадках читалась невинность, что редко бывает с замужними женщинами. Казалось, она не узнает ни греха ни разврата, даже если они будут смотреть ей в лицо.
Она заплакала, когда он поцеловал ее во второй раз, и теперь он знал почему. Наверняка после смерти мужа ее никто не целовал и не ласкал. Закери решил, что настанет день, когда она снова заплачет в его объятиях. Но уже от наслаждения, а не от горя.
Глава 4
Всю дорогу домой Холли бранила себя за импульсивность. Пока карета подпрыгивала и покачивалась на мощеных лондонских мостовых, она пришла к выводу, что напишет мистеру Бронсону письмо, как только вернется домой. Она объяснит, что приняла решение слишком поспешно, что, разумеется, она не может таким коренным образом изменить свою жизнь. О чем она только думала? Согласиться переехать в дом, где она никого не знает, в семью простолюдина, к человеку, которого все считают беспринципным корыстолюбцем.
– Я сошла с ума, – прошептала она.
Но страх, который вызвало принятое ею решение, столкнулся со странным всевозрастающим нежеланием возвращаться к прежнему скучному существованию. Дом, представлявшийся ей после смерти Джорджа спокойной гаванью, теперь почему-то стал в ее воображении похож на тюрьму, а Тейлоры – на очень добрых и желающих ей добра тюремщиков. Она понимала, что это несправедливо, но избавиться от этого чувства никак не могла.