Шварц понимал, что сам он был безоружен и беззащитен. Он знал, что преследователь скорее убьет его, чем позволит скрыться, убьет при первом же подозрительном движении… Этот невидимый преследователь…
И Шварц продолжал идти, зная, что преследователь где-то достаточно близко и готов при случае убить его. Его спина застыла от ожидания неизвестности. Как выглядит смерть?
Шварц держался за мысленный сигнал преследователя, как за спасение. Он должен уловить миг усиления интенсивности, означающий, что оружие направлено на него, спуск нажат и смерть близка. В этот момент он упадет на землю, убежит…
Но зачем? Раз существовали Шестьдесят, не лучше ли встретить смерть сразу?
Теория прыжка во времени вновь ускользнула из его сознания, скорее это все-таки амнезия. Возможно, он опасный преступник, за которым нужно следить. Возможно, его подсознание защищается амнезией от признания какой-то огромной вины.
Так он шел по пустому шоссе навстречу неизвестной судьбе, преследуемый смертью.
Было темно, и дул пронизывающий ветер. По подсчетам Шварца, был декабрь, что подтверждало и время восхода солнца, однако в прохладе ветра не чувствовалось холода зимы.
Шварц давно решил, что источником постоянного тепла этой планеты (Земли?) было не только Солнце. Радиоактивная почва сама излучала энергию, незаметную на квадратном футе, но гигантскую в масштабе миллионов квадратных миль.
Мысленный контакт невидимого в темноте преследователя приблизился. По-прежнему пристальный и настороженный. Следить в темноте было трудно. Возможно, он не хотел рисковать?
– Эй! Эй, послушайте! – раздался тонкий и гнусавый голос. Шварц замер и медленно повернулся.
Маленькая фигура, с трудом различимая в темноте, не спеша приближалась к нему.
– Эй! Хорошо, что я вас встретил. Не очень весело идти одному. Не возражаете, если я пойду с вами?
– Здравствуйте, – вяло ответил Шварц. Это была материализация того самого мысленного контакта преследователя. И лицо мужчины было ему знакомо. Оно относилось к его туманным воспоминаниям о Чике.
И тут преследователь проявил все признаки распознания.
– Слушайте, я вас знаю. Точно!.. А вы меня помните?
Поверил бы он в искренность говорившего в другое время и при других условиях, Шварц не знал. Однако сейчас он не мог не заметить, что этот тонкий слой деланого распознания не мог скрыть мысленного сигнала, который говорил, кричал ему, что этот маленький человек с пронзительными глазами знал его с самого начала. Знал и готов был в случае необходимости использовать против него оружие.
Шварц покачал головой.
– Ну как же, – настаивал маленький человек. – Помните магазин? Я забрал вас тогда из толпы. – Он делано рассмеялся. – Они еще думали, что у вас радиационная горячка. Вы должны помнить.
Шварц действительно помнил, смутно и неопределенно. Человек, похожий на этого, и толпа, которая сначала закрыла им дорогу, а затем расступилась перед ними.
– Да, – сказал он. – Рад вас встретить. – Ответ не был особенно остроумным, но Шварц на лучшее способен не был, и маленький человек, по-видимому, не имел ничего против.
– Меня зовут Наттер, – проговорил он, протягивая маленькую руку. – В тот раз я не имел возможности с вами поговорить, но я рад, что представился еще один случай… Давайте познакомимся.
– Шварц, – и он обменялся с маленьким человеком кратким рукопожатием.
– Как вы здесь оказались? – спросил Наттер. – Идете куда-нибудь?
Шварц пожал плечами.
– Просто гуляю.
– Любите ходить пешком? Я тоже. Свежий воздух и так далее. Но всегда приятно иметь спутника. Куда вы идете?
Второй раз Наттер задал этот вопрос, и мысленный сигнал явно говорил, сколь важно для него это. Шварц засомневался, что ему удастся избежать этой темы. Он чувствовал беспокойство в уме преследователя. Никакая ложь не могла ему помочь. И Шварц не знал этот новый мир настолько, чтобы лгать.
– Я иду в больницу, – сказал он.
– Больницу? Какую больницу?
– Ту, в которой я был в Чике.
– Вы имеете в виду институт. Не так ли? Тот, в который я отвел вас тогда из магазина.
Беспокойство и растущая напряженность.
– К доктору Шекту, – сказал Шварц. – Вы его знаете?
– Я о нем слышал. Большой человек. Вы больны?
– Нет, но я должен время от времени навещать его.
Звучит ли это убедительно?
– Пешком? – проговорил Наттер. – Разве он не присылает за вами машину? – По-видимому, его слова прозвучали неубедительно.
Шварц промолчал. Наступила натянутая тишина.
Однако Наттер был общителен.
– Слушайте, скоро будет стоп-пункт. Я закажу такси из города. Оно встретит нас на дороге.
– Стоп-пункт?
– Конечно. Они разбросаны вдоль всего шоссе. Видите, вот и он.
Он шагнул в сторону от Шварца, и тот вдруг понял, что кричит:
– Стойте! Ни с места!
Наттер остановился. Когда он повернулся, на его лице не было прежней любезности.
– Что с вами?
Шварц почувствовал, что его знания языка едва хватает для той скорости, с которой у него вырвались слова.
– Я устал от этого притворства. Я знаю вас и знаю, что вы собираетесь делать. Вы хотите сообщить кому-то, что я иду к доктору Шекту. Они будут ждать меня в городе и пришлют за мной машину. А если я попытаюсь убежать, вы меня убьете.
На лице Наттера появились морщины.
– Ты чертовски прав насчет последнего, – пробормотал он. Это не было предназначено для ушей Шварца и не достигло их, но слова мягко появились на самом краю мысленного сигнала.
Вслух он сказал:
– Господи, вы меня удивляете. – В то же время его рука двигалась по направлению к бедру.
И Шварц утратил контроль над собой. В диком бешенстве он замахал руками.
– Оставьте меня в покое, слышите, вы! Что я вам сделал? Убирайтесь!
Его голос перешел в хриплый крик, лоб напрягся от ненависти и страха перед существом, стоящим перед ним, ум которого источал такую враждебность. Его собственные эмоции сконцентрировались в давлении на мысленный контакт, пытаясь избежать его навязчивости, освободиться от него…
И все исчезло. Исчезло неожиданно и сразу. На мгновение он почувствовал невыносимую боль, не в себе, а в противнике, и потом – пустота. Мысленного контакта больше не было.
Наттер медленно осел на землю и повалился лицом вниз.
Шварц нагнулся над ним. Наттер был маленьким человеком, и повернуть его не составляло особого труда. На его лице застыло выражение непередаваемого страдания. Шварц приложил руку к его груди. Сердце не билось.