– Я не знаю. Понятия не имею. Ваша Элейни выглядит красавицей, которая мухи не обидит, но она спокойно держала женщину в подвале, где её мучил… мучила эта тварь.
– Позвони Кейси, – подал голос Маккена. – Думаю, он лучше нас знает, что делать.
– Не сомневаюсь, он будет в восторге, – закатила глаза Лорейна.
– Я хочу отнести Элейни в её машину, – сказал Басс. – Можете её привязать.
– Я не против, – буркнула Лорейна.
Элейни пришла в себя через пару минут. Лорейна приковала её наручниками к дверце и не позволила Бассу остаться наедине с подругой. Впрочем, женщина-сатир, похоже, не была готова говорить ни с ним, ни с кем-то другим. Выпалив несколько резких слов на греческом, она отвернулась и от китейна, и от человека, переживая своё горе в одиночестве.
Басс открыл двери в своём автомобиле:
– Садитесь внутрь, – предложил он Маккене.
Дилан Маккена боком сел на заднее сидение, поставив ноги на землю.
Басс уселся почти напротив на полусгнивший кусок бревна.
Лорейна набрала номер Кейси, выслушала положенную пор цию упрёков и нотаций, затем подошла и устроилась в машине Басса на переднем сиденье в той же позе, что и Маккена.
– Жили-были Георгиус, Василиус и прекрасная Элейни, – голос Дилана Маккены менялся, когда он начинал рассказывать очередную историю. – Георгиус был предприимчив, умел превращать задумки в деньги и любил путешествовать. Он и придумал эти… спектакли. Эротические представления, наблюдая за которыми, богатые мужчины наслаждались коротким оральным сексом или ограничивались просмотром шоу и голой девушкой у своих ног. Когда банальное, в общем-то, зрелище разбавляли толикой волшебства китейнов, оно становилось воплощённой эротической мечтой. Разумеется, все гости, танцовщицы и официанты ели зачарованную еду, почти всегда пили алкоголь, а часто ещё и принимали лёгкие наркотики. При этом спектакли были действительно качественными, еда и питьё великолепными, даже наркотики старались брать какие получше. Георгиусу помогали его неизменные спутники. Василиус, например, отлично разбирался в технике – во время представлений на нём были свет, звук, охрана и всё прочее. Их бизнес приносил хороший доход.
– Мы дарили людям мечту, – подал голос Басс.
Дилан Маккена достал из кармана смятую пачку красного «Мальборо» и молча протянул Бассу вместе с зажигалкой. Тот благодарно кивнул.
– Мы дарили людям мечту, – повторил Басс, затянувшись и выпустив облачко дыма. – Мужчины на наших представлениях чувствовали себя молодыми, свободными. Они могли просто, – он явно подыскивал слова, – наслаждаться жизнью в её чувственной простоте. Кстати, были и представления для женщин, таких же измученных ответственностью и тревогой, как и мужчины. Вы заметили, что некоторые мечты не меняются веками?
– Например? – с долей скепсиса спросила Лорейна.
– О свободе, о чувственности, об энергии, о растворении в чёмто большем. Об этом мечтали греческие женщины, когда устраивали вакханалии столетия назад. Эти мечты пережили целые эпохи. Но я перебил вас, Маккена: продолжайте свою историю.
– А прекрасная Элейни… У неё был редкий для сатира дар: она умела создавать химер. Обычно их вызывают к жизни нокеры – мечтающие о недостижимом идеале мастера… Минотавр…
– Мы договаривались, что его будут создавать к каждому представлению, а затем развеивать, – вставил Басс.
– Может быть, всё началось с того, что она залюбовалась его совершенством? Кто знает, как начинается любовь? Каждый раз ей было всё тяжелее прекращать короткую жизнь химеры. И однажды Элейни не смогла этого сделать. Как многие до неё, она влюбилась в собственное творение.
– Неужели эту… скотину можно любить? Неужели для кого-то он может быть мечтой? – Лорейна постаралась отогнать мысли о том, что сама она могла бы сделать ради торговца наркотиками, о котором мечтала.
– Лорейна, он был не просто мечтой, он был её мечтой. Ведь никому на свете не удалось воплотить чужую мечту.
– О чём в нём можно мечтать? – запротестовала она, глядя на распластанную на заснеженной земле тушу, – Он чудовище. Во всех смыслах.
– Чего хотят сатиры? – вопросом на вопрос ответил Маккена. – Тот, кто скажет «секса», ошибётся.
– Самой жизни, – сказал Басс. – Чувствовать её глубины, погружаться в неё.
– Вот и ответ. Правда, каждый ловит биение жизни по-своему. В Минотавре Элейни была первобытная мощь. Что-то вроде силы дикой лошади, незнакомой с седлом, не только необузданной, но той, что в принципе нельзя обуздать. Сила, напор и вожделение, не ведающие цивилизации. Он мало говорил, но только лишь появляясь где-то – будь то сцена или старый сарай – заполнял собой всё пространство. И не только физически. Он был. Он воплощал в себе жизнь.
Лорейна покосилась на мёртвого гиганта, которого могли видеть только китейны, зачарованные люди и ещё такие, как она. Оказывается, Минотавр ещё и разговаривал… Лорейна даже не стала пытаться представить себе их разговоры с Элейни: это было пугающе, горько и непостижимо одновременно. Дилан Маккена между тем продолжал рассказывать историю сатиров с такой уверенностью, будто сам её придумал:
– Остальным сатирам Элейни по-прежнему говорила, что развеивает химеру после каждого представления. На самом деле она прятала его здесь. Не уверен, что Василиус и Георгиус совсем уж ни о чём не догадывались. Они должны были что-то заподозрить, когда Минотавр напал на Софи… Но они любили Элейни и верили ей. Или хотели верить.
Басс отрешённо смотрел в промёрзшую землю.
– Не знаю, была ли Элейни чудовищем, – сказал Маккена, глядя на Лорейну, – но преступным гением она не была точно… Она была не слишком умной женщиной, простите, Басс, которой не повезло. Она нравилась ему, – Дилан кивнул на тело Минотавра, – очень нравилась, он охотно спал с ней, но он не понимал, почему должен ограничиться только ею? Почему то, что происходило на сцене, под общие аплодисменты, должно было оборваться в самый лакомый момент? Цивилизованные зрители сатиров умели погружаться в свою свободу и вседозволенность на два с половиной часа, а затем возвращаться к прежней жизни. Цивилизованный человек хорошо знаком с временной свободой. Джентльмены викторианской Англии знали праздники непослушания, каникулы для души и ума. Пациенты доктора Фрейда и современных психоаналитиков погружаются в хаотический мир своего детства, регрессируют на пятьдесят минут пять раз в неделю, чтобы затем вернуться в офисы и за семейные столы. Мужчины смотрят порнографические фильмы, но, если у них всё в порядке с головой, они не ожидают, что официантки и медсёстры на самом деле будут отдаваться им после мимолётной улыбки. В конце концов, выходные, какими бы бурными они ни были, не мешают большинству людей в понедельник вернуться к повседневным делам. Для клиентов Джорджа эти представления были их психоанализом, их медитацией, их полным переключением сознания, их каникулами. Эффект был разным. Кто-то из них жил после этого прежней жизнью, сохраняя сладкие воспоминания о минутном безумии. Кто-то уходил из семьи, бросал бизнес и уезжал на Бали с юной возлюбленной. Кто-то, напротив, находил второе дыхание в своём браке, делясь вновь обретённой молодостью со стареющей вместе с ним женой. Но никто из тех, кто приходил к сатирам, не был настолько сумасшедшим, чтобы утратить границы. А у Минотавра их не было с самого начала. Этим он вдохновлял Элейни – он был бурным потоком жизни без запретов, без полутонов. Этим он её и погубил. Однажды Элейни не застала своего возлюбленного в заброшенном доме. Потом не застала его ещё раз. Она ругала, просила, объясняла, уговаривала, но это повторилось. И повторялось. Его нельзя было удержать взаперти. Элейни надеялась, что он просто хочет побегать на воле. Увидеть его могли немногие, только те, кто был зачарован китейнами, так что Элейни старалась не волноваться. Но вскоре стали пропадать девушки, танцевавшие с Минотавром. Девушки, которые как раз могли его увидеть: остаточный эффект регулярных зачарований на вечеринках Джорджа. Одной повезло: она почувствовала слежку и уехала. Остальные пострадали. Они не могли различить его подлинный облик, когда Минотавр нападал, они ощущали «нечто»: то ли мужчина, то ли животное… Руководство клуба получало крупные деньги от Джорджа. Так что хозяева «Уимзи» не поднимали шума. Менеджер, работавший с Джорджем, не задавая лишних вопросов и стараясь не думать, что происходит, подыскивал новых танцовщиц и формировал программу.