Восхождение Рэнсом сити - читать онлайн книгу. Автор: Феликс Гилман cтр.№ 34

Я стоял в очереди у одного из таких зданий. Весна еще не вполне наступила, и, несмотря на яркие краски и сверкавшие на солнце витрины, стоял промозглый холод. Наконец я оказался в начале очереди и вошел внутрь, и мне позволили представиться сидевшему за столом мужчине в черной шляпе, смерившему меня взглядом, как бракованную деталь или гнутый гвоздь, который еще можно выпрямить. Я назвался вымышленным именем и описал свой опыт и знания – ложные в деталях, но правдивые по сути. Быстро нацарапав что-то в тетради, мужчина сказал, что я могу им пригодиться, и назначил мне оскорбительно низкое жалованье. Он сказал, что в Домино нужно провести электричество, эффективности и модернизации ради и согласно требованиям линейных из лагеря Айр. Затем он пододвинул ко мне договор и авторучку. В договоре было оставлено место для моего имени, а внизу значилось: «Корпорация „Северный свет“». Я ответил, что скорее умру с голоду, чем буду работать на корпорацию «Северный свет». Мужчина забрал у меня авторучку и спросил, в своем ли я уме. Я снова вырвал у него авторучку – не знаю почему – и ответил, что дела у меня, может, идут и не очень, но гордость еще осталась. Он снял шляпу и встал. Мы обменялись еще двумя-тремя словами. Я вел себя не лучшим образом и не люблю об этом вспоминать. Два каких-то человека взяли меня под руки, вывели из здания и выбросили на улицу. Я вскочил на ноги, отряхнулся, развернулся со всем достоинством, на которое был способен, улыбаясь, словно мне все было нипочем, и зашагал к берегу реки, где встретился с членом экипажа парохода «Дамарис», который предложил мне работу – думаю, главным образом благодаря моей улыбке.

– Почему бы и нет, – улыбнулся я.

Земля надоела мне до смерти. Настало время попробовать себя на воде. Если б я смог, то наверняка поднялся бы в воздух.

* * *

Высоченный увешанный фонарями пароход «Дамарис» был красный, с черными золотыми деталями, с выкрашенным в белый гребным колесом и напоминал оперный театр или бордель, сбежавший с улиц большого города в поисках приключений. Пыльный, скрипучий и местами прогнивший, не первой молодости, но еще отчаянный. «Дамарис» было не место в таком городе, как Домино, а его экипаж был не в восторге от близкого соседства с линейными. Пополнив запасы, высадив пассажиров и взяв меня на борт, пароход сразу же поплыл дальше, чему я был только рад.

Владельца «Дамарис» звали Джон Сазерн. У него не хватало двух пальцев на левой руке, а левый глаз из-за старого шрама был прищурен, словно подмигивал. Макушка головы у него была совершенно лысая, но сзади наблюдалась длинная седая шевелюра, а такие же седые усы свисали до самого твердого от крахмала, но грязного воротничка. Все эти странности придавали владельцу «Дамарис» сомнительный вид. Я сразу понял, что, вопреки всему, он мне понравится, но человек он дурной и не будет платить мне честно и вовремя.

– Имя?

– Хэл Роулинз.

Рукопожатие у мистера Сазерна было очень крепким. С секунду он свирепо разглядывал меня, затем усмехнулся:

– Что ж, я слыхал имена и похуже, мистер Роулинз. Чарли сказал, вам нужна работа. Похоже, вам есть что рассказать. Как и всем нынче. Но молчите. Петь умеете?

– Не пробовал, но думаю, смогу научиться. Чарли говорил, вам нужен…

– …тот, кто понимает в машинах, да. А вы понимаете? Чарли сказал, вы много умных слов знаете. Скажите-ка что-нибудь умное.

– Свет, – ответил я, – следует считать видом энергии, сходным по своим свойствам с электричеством или теплом. Это созидательная энергия, представляющая более утонченную форму чистого эфира; темнота – лишь ее отсутствие. Свет…

Я цитировал одну из энциклопедий, выпущенных джасперской издательской корпорацией Бакстера, отрывки из которой знал наизусть.

– Ладно, ладно. Вы линейный, мистер Роулинз?

– Нет.

– Линейным на мой корабль ход заказан. Я двадцать лет по этой реке плаваю, с тех пор, как сама Дамарис еще жила и танцевала. Вы танцуете, мистер Роулинз? Нет? Неважно. Для этого у нас есть девчонка. Двадцать лет плаваю, и с каждым годом дела все хуже и хуже, а Линия все ближе. Нынче я на плаву только ей назло.

Я действительно заметил, что пассажиров на «Дамарис» было немного.

– У меня с Линией свои счеты, – сказал я. – Я вас понимаю.

– Только мне о них не рассказывайте, – махнул рукой мистер Сазерн. – В школе учились?

– Да. Но немного. Я самоучка.

– Мы плывем на восток до Тригорода и заходим в Джаспер, где есть университет. Иногда на нашем пароходе плавают сынки богатеньких. В чем дело, Роулинз, не хотите посмотреть большой город?

– Расскажите лучше о машинах. Что я должен делать? Насколько я заметил, колесо крутится, так сказать, по старинке.

Это выражение джасперские профессора назвали бы эвфемизмом, то есть волшебным словом, из-за которых мир кажется лучше, чем есть. На самом деле я имел в виду, что гребное колесо «Дамарис» крутили холмовики, закованные в цепи под палубой. Мистер Сазерн смерил меня испытывающим взглядом, и я было подумал, что он что-то скажет на этот счет, но вместо этого он кивнул и хлопнул по крышке пианино.

Должен сказать, что на верхней палубе «Дамарис» был бар, полный потрепанной роскошной мебели, вызывающих картин и слабого сладковатого запаха гнилого дерева. Также в нем было пианино, рядом с которым мы сейчас и стояли.

– Гм… – протянул я. – Пианино? Я представлял все иначе, но думаю, смог бы научиться играть.

– Оно не то, чем кажется, мистер Роулинз.

* * *

На самом деле пианино было тем, о чем я никогда не слышал раньше. Оно появилось в мире так недавно, что еще не имело названия. Джон Сазерн называл его самоходным пианино, самоиграющим пианино или чертовой рухлядью. Изобретатель же назвал его музыкальной шкатулкой.

Выглядело оно как большое деревянное пианино, выкрашенное, как и сама «Дамарис», в красный, черный и золотой цвета, вычурно разукрашенное, засаленное и пыльное. Два широких ряда черных и белых клавиш выстроились как жуткое послание, которое я не мог расшифровать. Над клавишами в корпусе пианино имелось окошко, в котором виднелись его металлические внутренности, не похожие ни на один известный мне музыкальный инструмент. Струны внутри переплетались и соединялись под всевозможными углами, так что аппарат почти гудел от противоположного напряжения. Он скорее напоминал иллюстрацию к статье о мозге и нервной системе – вот одно из главных достоинств энциклопедий, которые я продавал в Восточном Конлане! – только в пианино все было не ярко-розовым и венозно-синим, а золотисто-сверкающим. Любопытство тут же взяло надо мной верх, и я, сунув руку внутрь, дотронулся до одной из струн. Послышался звон, что-то повернулось глубоко внутри, и струны начали тереться друг об друга, а клавиши западать сами собой, словно на стуле перед пианино сидело привидение, после чего из инструмента раздалась прекраснейшая мелодия, вскоре сменившаяся несколькими тактами жуткой какофонии и, наконец, тишиной.