Обои были белые, с изящным орнаментом в виде цветочных веток, на каждой второй из которых сидело по крохотной малиновке.
Медленно Уин подошла к одной из стен и прикоснулась к птичке. Глаза ее наполнились слезами.
Когда самое худшее осталось позади и она начала приходить в себя после скарлатины, силы ее восстанавливались мучительно медленно. Устав держать книгу в руках, Уин тогда подолгу смотрела в окно на гнездо малиновки в кроне клена под окном. Она смотрела, как вылуплялись птенцы из голубых яиц, видела их розовые, в голубых прожилках вен тельца. Она наблюдала, как они покрывались перьями, как трудилась их мать, набивая их жадные клювы. И потом смотрела, как они один за другим вылетали из гнезда, тогда как она все так же продолжала лежать, прикованная к постели.
Меррипен, несмотря на имевшийся у него страх высоты, часто взбирался по стремянке, чтобы вымыть окно второго этажа, для того чтобы ей приятнее было смотреть на это птичье семейство. Он хотел, чтобы она видела мир за окнами ясным.
Он сказал ей, что небо для нее всегда должно быть голубым.
— Вы любите птиц, мисс Хатауэй? — спросила экономка.
Уин кивнула не оглядываясь, боясь, что лицо ее сделалось красным от сдерживаемых эмоций.
— Особенно малиновок, — еле слышно прошептала она.
— Лакей скоро принесет ваши сундуки, и одна из горничных распакует их для вас. А тем временем, если вы хотите умыться, в кувшине для вас приготовлена вода.
— Благодарю. — Уин подошла к фарфоровому умывальнику и щедро плеснула прохладной водой на лицо, не обращая внимания на капли, которые упали на лиф. Протерев лицо салфеткой, она испытала лишь временное облегчение от душившего ее жара.
Услышав, как скрипнула половица, Уин резко обернулась.
На пороге стоял Меррипен и смотрел на нее.
Лицо ее горело.
Сейчас ей хотелось оказаться в другом полушарии — чем дальше от него, тем лучше. Лучше бы ей никогда его не видеть. И в то же время ее с неистовой силой тянуло к нему. Его лицо… Распахнутая у ворота белая сорочка на смуглой коже… Смоль коротко стриженных волос… Его щекочущий ноздри запах. Она приросла к месту, изнемогая от желания. Ей хотелось прижаться губами к его коже, почувствовать ее вкус. Она хотела почувствовать, как бьется его сердце. Если бы только он подошел к ней прямо сейчас, опрокинул ее на кровать, придавил своим тяжелым крепким телом и взял. Сгубил…
— Как прошло путешествие из Лондона? — спросил он глухо. Лицо его было как каменная маска.
— Я не собираюсь вести с тобой бессмысленные разговоры. — Уин подошла к окну и ничего не видящим взглядом уставилась вдаль, на лес на горизонте.
— Комната тебе понравилась?
Она кивнула, не глядя на него.
— Если тебе что-то понадобится…
— У меня есть все, что мне необходимо, — перебила она его. — Благодарю за заботу.
— Я хочу поговорить с тобой о том…
— Все в порядке, — сказала она. Голос ее не дрожал. Ей удалось взять себя в руки. — Тебе ни к чему придумывать отговорки, объясняя, почему ты не сделал мне предложение.
— Я хочу, чтобы ты поняла…
— Я понимаю. И я уже тебя простила. Возможно, тебе станет легче, если я скажу, что теперь я буду куда лучше устроена.
— Мне не нужно твоего прошения, — грубо сказал он.
— Прекрасно, я тебя не прощаю. Как тебе больше нравится.
Уин не могла находиться с ним наедине ни одной лишней секунды. Сердце ее разрывалось, она чувствовала, как оно раскалывается на мелкие осколки. Опустив голову, она шагнула к двери.
Уин не хотела останавливаться. Но еще до того как пересекла порог, остановилась на расстоянии протянутой руки от него и сказала:
— Кстати, вчера я была у врача. Весьма уважаемого в Лондоне доктора. Я рассказала ему историю своей болезни и попросила его дать общую оценку состояния моего здоровья. — Чувствуя напряженный взгляд Меррипена, она продолжила: — По его профессиональному мнению, не существует причин, по которым я не могла бы иметь детей, если захочу. Он сказал, что ни одной женщине не мог бы дать стопроцентной гарантии, что роды пройдут без осложнений. Но я буду жить полноценной жизнью. У меня будут интимные отношения с мужем, и, если даст Господь, однажды я стану матерью. — Она замолчала и с горечью, до неузнаваемости изменившей ее голос, добавила: — Джулиану будет приятно это слышать, когда я ему сообщу, тебе не кажется?
Если ей и удалось пробить брешь в обороне Меррипена, то с виду этого не было заметно.
— Ты кое-что должна о нем знать, — тихо сказал Меррипен. — Родственники его первой жены, Ланемы, подозревают, что он имеет отношение к ее смерти.
Уин, прищурившись, покачала головой:
— Не могу поверить, что ты пал так низко. Джулиан рассказывал мне об этом. Он любил ее. Он делал все, чтобы она выздоровела. Когда она умерла, он был сам не свой от горя, и тут еще родственники его жены, которые во всем его винили. Я их понимаю. Горе заставляло их искать виноватых. Джулиан оказался удобным козлом отпущения.
— Ланемы заявляют, что он вел себя подозрительно после ее смерти. Он не был похож на убитого горем мужа.
— Не все люди выставляют свою скорбь напоказ, — бросила она ему в ответ. — Джулиан — врач. Работа научила его сдержанности. Потому что так лучше для его пациентов. Разумеется, он не позволил бы себе закатывать сцены на публике, как бы сильно ни переживал. Как смеешь ты судить его?
— Ты не понимаешь, что, возможно, тебе угрожает.
— Я должна опасаться Джулиана? Человека, который меня вылечил? — Она снова покачала головой с горьким смешком. — Ради нашей дружбы я готова забыть о том, что ты мне только что сказал, Кев. Но помни, что в дальнейшем я не потерплю, чтобы ты оскорблял Джулиана. Помни, что он вступился за меня, когда ты струсил.
Уин протиснулась мимо него и вышла не оглядываясь. В коридоре она встретила сестру.
— Амелия, — жизнерадостно сказала она, — так мы начнем тур по дому? Я хочу увидеть все.
Глава 16
Несмотря на то что Меррипен ясно дал знать всем слугам и работникам в поместье Рамзи, что Лео, а не он, является хозяином поместья, и слуги, и рабочие считали его за главного. Со всеми вопросами они в первую очередь обращались к Меррипену. И Лео это вполне устраивало — по крайней мере на то время, пока он знакомился с поместьем.
— Я не полный идиот, несмотря на то что с виду может так показаться, — сухо сообщил он Меррипену, когда они утром выехали осмотреть восточную часть поместья. — То, что ты сделал, разумно и рационально. Я не собираюсь все испортить, предпринимая попытки показать, кто тут хозяин. Но я должен сказать… что могу предложить некоторые усовершенствования, касающиеся жилья для арендаторов.