– Все в порядке, – откликнулась она и, взяв чистую тряпку, вытерла лицо.
Амелия решила открыть грязное окно, но рама застряла. Она начала с силой ее толкать, а потом навалилась всем телом. Рама неожиданно поддалась, и Амелия потеряла равновесие. Она схватилась за край рамы в попытке найти точку опоры, но створки открылись наружу.
Она уже начала падать, когда услышала за спиной какой-то сдавленный крик.
Кто-то схватил ее сзади с такой силой, что затрещало платье. Амелия покачнулась, уцепилась за кого-то и через мгновение рухнула на пол, оказавшись на крепкой мужской груди.
– Меррип… – в смущении пробормотала она.
Но на нее смотрели глаза не Меррипена, а карие, похожие на янтарь…
– Знаете, если мне придется все время вас спасать, – небрежно заметил Кэм Роан, – нам рано или поздно придется обсудить вопрос о вознаграждении.
Он протянул руку, чтобы стянуть сползавшую косынку, и ее темные кудри рассыпались по плечам. Амелия понимала, какой растрепанной и пыльной она выглядит. Почему он никогда не пропускает возможности застать ее в таком непрезентабельном виде?
Она извинилась и попыталась встать, но запуталась в тяжелых юбках. К тому же ей мешал жесткий корсет.
– Нет… погодите. – Он втянул носом воздух и перевернул их обоих на бок.
– Кто впустил вас в дом?
Роан глянул на нее с невинным видом.
– Никто. Дверь была не заперта, а в холле никого не было. – Он высвободил ноги из-под ее юбок и помог ей сесть. Она еще никогда не встречала человека, который бы так легко двигался. – Вы вообще проверяли этот дом? Вы весь его обошли? – спросил он. – Он того и гляди рухнет. Я бы не рискнул прийти сюда, не прочитав, хотя бы на скорую руку, молитву Бутьякенго.
– Кому?
– Это цыганский ангел, который нас защищает. Но поскольку я уже здесь, я рискну. Давайте я вам помогу.
Он протянул Амелии руки и поставил ее на ноги, подождав, пока она не обрела равновесие. От прикосновения его рук по спине Амелии пробежали мурашки и дыхание сбилось.
– Зачем вы пришли?
Роан пожал плечами:
– Просто пришел навестить. В Стоуни-Кроссе делать особенно нечего. Сегодня первый день сезона охоты на лис.
– А вы не хотели принимать в этом участие?
Он покачал головой:
– Я охочусь только ради пищи, а не из спортивного интереса. И потом, мне нравятся лисы, тем более что пару раз я сам оказывался в их положении.
Роан, должно быть, имел в виду охоту на цыган. Амелии стало любопытно. Не спросить ли его об этом? Но разговор на эту тему вряд ли мог иметь продолжение.
– Мистер Роан, – сказала она, чувствуя себя неловко, – мне бы хотелось быть настоящей хозяйкой, проводить вас в гостиную и предложить что-нибудь выпить. Но у меня ничего нет. И гостиной на самом деле тоже нет. Простите меня за грубость, но это не самое подходящее время для визитов…
– Я мог бы вам помочь. – Он прислонился к стене плечом и улыбнулся. – Я умею делать все.
В его тоне не было никакого намека, но она почему-то покраснела.
– Нет. Спасибо. Я уверена, что Бутьяенко вас не одобрит.
– Бутьякенго.
Желая показать, что она и сама со всем справится, Амелия подошла к другому окну и стала раздвигать шторы.
– Благодарю вас, мистер Роан, но, как видите, я вполне контролирую ситуацию.
– Все же я думаю, что мне лучше остаться. Я предотвратил ваше падение из одного окна, и будет досадно, если вы выпадете из другого.
– Не выпаду. Все будет хорошо. У меня все под… – Она дернула сильнее, и палка со шторой упала на пол точно так же, как и с предыдущего окна. Но в отличие от первой шторы эта была отделана не бархатом, а каким-то блестящим волнистым материалом вроде…
Амелия в ужасе застыла. Внутренняя сторона шторы была густо усеяна пчелами. Пчелами. Сотни, нет, тысячи этих насекомых с угрожающим жужжанием забили крыльями, а потом тучей поднялись со снятой шторы. Из щели в стене к ним присоединился еще один огромный рой. И все они, как языки пламени, закружились вокруг парализованной страхом Амелии.
Она почувствовала, как кровь отлила от ее лица.
– О Боже…
– Не двигайтесь, – с удивительным спокойствием приказал Роан. – Не отмахивайтесь от них и не бейте.
Она еще никогда не испытывала такого первобытного страха, поднимавшегося из самой глубины ее тела и просачивавшегося сквозь все поры. Уж какой там контроль! Воздух просто кишел пчелами, их становилось все больше и больше.
Такая смерть не особенно приятна, подумала она. Крепко зажмурившись, Амелия заставила себя замереть, хотя каждый мускул был напряжен и вопил о желании бежать. Насекомые кружили вокруг нее, а их крошечные тельца то и дело касались то ее лица, то рук, то плеч.
– Они боятся вас больше, чем вы их, – услышала она голос Роана.
Амелия очень в этом сомневалась.
– По-моему, они не очень-то напуганы, – одними губами прошелестела она. – Они такие злобные.
– Да, они немного раздражены, – согласился Роан, медленно приближаясь к ней. – Возможно, им не нравится ваше платье – они не любят темные цвета. – Он помолчал. – А может быть, они злятся, что вы только что разворошили половину их улья.
– Если все это кажется вам смешным… – Дрожа всем телом, она прикрыла лицо руками.
– Не шевелитесь. Все хорошо. Я с вами.
– Уведите меня отсюда, – прошептала она в отчаянии. Ее сердце бешено колотилось, руки и ноги дрожали, в голове не было ни одной более или менее связной мысли. Она почувствовала, как он смахнул несколько пчел с ее волос и спины. Потом он обнял ее, и ее щека оказалась прижатой к его плечу.
– Сейчас, милая. Обнимите меня за шею.
Не открывая глаз, она нащупала его шею, и он поднял ее на руки так легко, словно она была ребенком.
– Вот так.
Ее ноги оторвались от пола, и она поплыла. Все это было как-то нереально: жужжание и кружение пчел, его мускулистая грудь и крепкие руки, защищавшие ее. У нее мелькнула мысль, что она могла умереть, не окажись он рядом. Он вел себя так уверенно, без малейшего страха, что даже комок ужаса, застрявший у нее в горле, понемногу начал рассасываться. Амелия расслабилась, уткнувшись лицом в его плечо.
– Некоторые считают, что пчела – священное насекомое, – она почувствовала его теплое дыхание на своей щеке, – потому что они символ переселения душ.
– Я не верю в переселение душ.
– Какая неожиданность. По крайней мере присутствие в вашем доме пчел говорит о том, что грядут хорошие времена.