Граница вечности - читать онлайн книгу. Автор: Кен Фоллетт cтр.№ 138

Значит, преступный мир. Выходит, что в кругу Натальиных друзей и близких родственников есть отпетые преступники.

Неудивительно, что она почти ничего не говорила о своей личной жизни.

Димка быстро ехал в Кремль, но, к своему сожалению, оказался там позже Хрущева. Тот, как ни странно, находился в хорошем настроении: Димка слышал, как он смеется. Можно было воспользоваться моментом и заговорить о Василии Енкове. Димка выдвинул ящик стола и достал личное дело Енкова из КГБ. Взяв папку с документами на подпись Хрущеву, он спохватился. Неразумно делать это даже для его любимой сестры. Но он подавил в себе тревогу и вошел в главный кабинет.

Первый секретарь сидел за большим письменным столом и говорил по телефону. Он не любил это средство общения и предпочитал личную беседу с глазу на глаз: в таком случае, как он утверждал, он видел, когда ему лгали. Однако этот разговор был веселый. Димка положил письма перед ним, и он начал подписывать их, продолжая говорить и смеяться в трубку.

Положив ее, он спросил:

— Что у тебя в руках? Не чье-то ли личное дело из КГБ?

— Василий Енков. Приговорен к двум годам в исправительно-трудовом лагере за то, что имел при себе листовку о певце-диссиденте Устине Бодяне. Он отбыл свой срок, но его оттуда не выпускают.

Хрущев перестал подписывать письма и поднял голову.

— У тебя есть какой-то личный интерес?

У Димки по спине пробежал холодок.

— Отнюдь нет, — солгал он, подавив тревогу в голосе. Если бы он выдал, что его сестра каким-то образом связана с осужденным антисоветчиком, на его карьере и карьере сестры можно было ставить крест.

Хрущев прищурил глаза.

— Так почему мы должны разрешать ему вернуться домой?

Димка пожалел, что не отказал Тане. Он должен был знать, что Хрущев раскусит его: лидером Советского Союза не стать человеку без подозрительности, доходящей до паранойи. Димка в отчаянии пошел на попятный.

— Я не имею в виду, что нам следует вернуть его домой, — сказал он как можно спокойнее. — Я просто подумал, что вы захотите что-нибудь узнать о нем. Его преступление пустячное, свое наказание он отбыл, и воздать справедливость в отношении не представляющего опасности диссидента было бы в духе вашей политики осторожной либерализации.

Хрущеву нельзя было заморочить голову.

— Тебя кто-то просил об одолжении. — Димка открыл рот, чтобы возразить, но Хрущев поднял руку, останавливая его. — Не возражай, я не против. Влияние — это вознаграждение за тяжелый труд.

Димка почувствовал, словно отменили смертный приговор.

— Спасибо, — сказал он, акцентируя признательность голосом сильнее, чем хотел.

— Кем работает Енков в Сибири? — спросил Хрущев.

До сознания Димки дошло, что трясется рука, держащая папку. Он прижал ее к туловищу.

— Он электрик на электростанции. Это не его специальность, но когда-то он работал по части радио.

— В Москве кем он работал?

— Редактором радиосценариев.

— Что за хрень! — Хрущев бросил ручку. — Редактор радиосценариев? Что в этом толку? В Сибири позарез нужны электрики. Оставить его там. От него есть хоть какая-то польза.

Димка с тревогой уставился на него. Он не знал, что сказать.

Хрущев взял свою ручку и снова начал подписывать документы.

— Редактор радиосценариев, — пробормотал он. — Этого еще не хватало.

***

Таня напечатала на машинке под копирку рассказ Василия «Во власти стужи» в трех экземплярах.

Годился он только для самиздата. Василий изобразил лагерь с безжалостной достоверностью, но он сделал нечто большее. Перепечатывая рассказ, она поняла с болью в сердце, что лагерь — это весь Советский Союз, и в рассказе подвергалось суровой критике советское общество. Василий излагал правду так, как это не могла Таня, и ее мучила совесть. Каждый день она писала статьи, которые печатались в газетах и журналах повсюду в СССР; каждый день она осторожно избегала реальности. Она не писала вопиющую ложь, но она обходила стороной бедность, несправедливость, репрессии и бесхозяйственность, являвшиеся характерными чертами ее страны. Вышедшее из-под пера Василия показало ей, что ее жизнь была сокрытием правды.

Она отнесла машинописный текст своему редактору Даниилу Антонову.

— Мне прислали это анонимно по почте, — сказала она. Он мог догадаться, что она обманывает его, но он не посмел бы предать ее. — Этот, рассказ написан в лагере.

— Мы не можем опубликовать его, — сразу же отозвался он.

— Я знаю. Но он очень хороший — произведение великого писателя, я думаю.

— Почему ты показываешь его мне?

— Ты знаешь редактора журнала «Новый мир».

Даниил задумался.

— Он иногда печатает кое-что смелое.

Таня понизила голос:

— Я не знаю, насколько далеко пойдет либерализация Хрущева.

— Эта политика проводится непоследовательно, но общая установка состоит в том, чтобы эксцессы прошлого обсуждались и осуждались.

— Ты можешь прочитать его и, если он тебе понравится, показать редактору?

— Конечно. Даниил прочитал несколько строк. — Как думаешь, почему его прислали тебе?

— Вероятно, его написал кто-то, с кем я встречалась, когда ездила в Сибирь два года назад.

— А. Он кивнул. Тогда понятно. — Он имел в виду: неплохо придумано.

— Автор, возможно, заявит о себе, если рассказ будет принят к публикации.

— Хорошо, — сказал Даниил. — Я постараюсь.

Университет штата Алабама был последним университетом в США только для белых. Во вторник, 11 июня, двое молодых негров прибыли в студенческий городок в Тускалузе для зачисления в вуз. Джордж Уоллес, низкорослый губернатор Алабамы, стоял у дверей университета, скрестив на груди руки и расставив ноги, с намерением не пустить их.

В министерстве юстиции в Вашингтоне Джордж Джейкс сидел с Бобби Кеннеди и другими должностными лицами, слушая по телефону, что говорили люди, находившиеся в университете. Телевизор был включен, но в тот момент ни одна из телевизионных сетей не вела передачу с места события.

Менее года назад во время беспорядков в Университете штата Миссисипи застрелили двух человек, после того как в университет зачислили первого цветного студента. Братья Кеннеди были полны решимости не допустить повторения трагедии.

Джордж побывал в Тускалузе и видел тенистый студенческий городок университета. На него косо смотрели, когда он прохаживался по зеленым лужайкам, один темнокожий среди миловидных девушек в носках с отворотом и симпатичных юношей в блейзерах. Он нарисовал для Бобби величественный портик здания «Фостер аудиториум» с тремя дверями, перед которыми сейчас стоял губернатор Уоллес рядом с переносной трибуной, окруженной дорожными полицейскими. Июньская температура в Тускалузе поднимается до 38 градусов по Цельсию. Джордж представлял, как журналисты и фоторепортеры, толпящиеся перед Уоллесом в ожидании вспышки насилия, обливаются потом.