Лем. Жизнь на другой Земле - читать онлайн книгу. Автор: Войцех Орлинский cтр.№ 95

Самой большой радостью для Лемов были частые визиты друзей из Польши. Ещё в Берлине Лем подружился с Владиславом Бартошевским, который тоже тогда получил стипендию в Wissenschaftskolleg и жил в соседнем доме в красивом районе частных домов Pacelliallee.

Лем с Бартошевским были ровесниками, да и сошлись в вопросе миропонимания – одинаково ощущали себя чужими в Германии, где главная ось интеллектуального спора проходила между марксистской утопией и националистическим ревизионизмом. Оба они успели болезненно ощутить на собственной шкуре побочные эффекты как тевтонской национальной гордости, так и коммунистической утопии: как одно, так и другое ассоциировалось у них обоих с горами трупов и колючей проволокой. Так что им вполне можно простить гиперчувствительность, которая современному читателю может показаться излишней, как в этих воспоминаниях Бартошевского:

Другим знаменитым венским гостем Лемов был Здзислав Найдер, основатель Польского независимого соглашения. Во времена военного положения его приговорили к смертной казни, потому что его работа на радио «Wolna Europa» квалифицировалась как «измена Родине». Когда он звонил Лемам, то представлялся «Говорит пан висельник». Томаша Лема, который отвечал на эти звонки, это заинтриговало, а родители посчитали, что по этому случаю стоит посвятить сына в тайну сотрудничества Станислава Лема с Польским независимым соглашением и парижским изданием «Kulturа».

Позднее он и сам был втянут в конспиративную деятельность, поскольку отец дал ему задание выбросить из его текста для «Kulturа» характерные стилистические обороты, по которым можно было бы его идентифицировать. «Это было непростым заданием, так как отец любил старопольские выражения, такие как из сенкевичевской эпохи – «бога ради», «мой боже», «сперва» и тому подобные, которыми, кстати говоря, перезаразил лемологов с профессором Яжембским во главе – и не на все исправления он тогда согласился», – вспоминает Томаш.

Принимая во внимание всё это, трудно поверить, что у Лема было время ещё хоть что-то писать, а ведь в Вене родилось ещё два романа. Точнее, полтора, так как «Мир на Земле» настолько короткий, что я был бы готов квалифицировать его как повесть, если не новеллу ^[449].

Однако у Лема тогда не было особо выбора. Из его первых писем квазиэмиграции заметно, что он удивляется – как дорого жить при капитализме. Его бюджет окончательно разрушили больницы – в современной Польше автор бестселлеров тоже быстро бы поиздержался, если бы не имел медицинской страховки, а у него открыли какую-то онкологическую проблему, требующую нескольких операций и госпитализации, оплачиваемых из кармана пациента. В июне 1984 года Лем должен был заплатить очередные 123 тысячи шиллингов ^[450] по счетам за лечение, а это был ещё не конец.

В конце концов, даже если бы у него было прекрасное здоровье, вероятно, его также удивил бы рынок венской недвижимости. В 1982 году писатель знал цены Западного Берлина, и ему казалось, что в Вене должно быть почти так же. Если в Берлине сперва (в семидесятых) он мог позволить себе снимать квартиру на Kuʼdamm ^[451], а потом (в 1982-м) – дом на Pacelliallee, то почему в Вене должно было быть хуже?

Ответ был прост: в Берлине невидимая рука рынка недвижимости пользовалась тем, что в случае Третьей мировой войны (с этим шансом на тот момент все считались) этот город не удастся сохранить. Соответственно – дома были дешевле, а следовательно, дешевле была и аренда жилья. Вена, столица нейтральной Австрии, не казалась такой очевидной мишенью.

Лем ещё в 1983 году надеялся, что его семья переедет прямо с уютной Pacelliallee в такой же уютный домик где-то на периферии Вены – это, по крайней мере, следует из тогдашней корреспонденции с Роттенштайнером ^[452].

Однако на практике оказалось, что в рамки финансовых возможностей Лема может поместиться только коммунальная квартира от австрийского Союза писателей, который был готов предоставить её Лемам некоммерчески, но за плату. Квартира была большой (четыре комнаты в анфиладе) и в прекрасном районе – Freundgasse, сразу возле Margaretenstrasse, то есть главной артерии четвёртого района. «10 минут пешком от центра!» – радовался Лем в письме Тадевальду ^[453]. Однако годы спустя Томаш Лем вспоминал:

«Размещение в сочетании с фактом, что в те времена машины не были оборудованы катализаторами выхлопов, было смерти подобно. Проветривание какой-то из комнат грозило отравлением выхлопными газами – открывать можно было только окно на кухне, которое выходило во двор. Привыкание к гулу машин, проезжающих непосредственно под старыми, неплотными окнами от рассвета до заката, требовало упорства».