Лем. Жизнь на другой Земле - читать онлайн книгу. Автор: Войцех Орлинский cтр.№ 37

В середине пятидесятых годов Лем, кажется, соглашается на это. Это вторая часть его программы: поскольку у него не остаётся сомнений по поводу природы этой системы, он не хочет писать идейно-политические манифесты. Поппер и Берлин тоже были бы бессильны в дискуссии с пьяным шакалом, вооружённым политической полицией. Однако пока этот шакал позволяет писателям где-то на стороне, в стороне от системы «заниматься своими делами» – писать фантастику или эссе о старой польской поэзии, или авангардные пьесы для театра, или сценарии для Анджея Вайды, – почему бы и нет? Эта позиция объединяет Лема со многими его литературными друзьями: Блоньским, Щепаньским, Сцибором-Рыльским, Мрожеком.

В результате к нему присоединятся и другие авторы, которые в 1956 году ещё лелеяли иллюзии касательно шансов реформировать режим. «Nowa Kultura» была ликвидирована в 1963-м, а Ворошильский де-факто получил запрет издаваться. Ему разрешали писать только книги для молодёжи (кстати, прекрасные, позволю себе заявить как представитель тогдашней молодёжи).

Много лет спустя Лем будет тяжело переживать то, что его замкнули в science fiction, но в письмах второй половины пятидесятых годов этого ещё не видно. И это понятно. Он только что боролся, чтобы издали хоть что-нибудь, а в 1955 году предложения уже сами сыпались. И речь не только о предложении написать новые научно-фантастические романы, а также на переводы и адаптации для фильмов.

Эпопея под названием «экранизации Лема», которая (как мы знаем) принесёт писателю одни разочарования, начинается между 1955 и 1956 годами, когда от имени Творческого объединения «Кадр» к нему обратился Кшиштоф Теодор Тёплиц с предложением написать сценарий, объединяющий мотивы «Астронавтов» и «Магелланова облака». Это предложение, судя по письмам, рассердило писателя. «Спинным мозгом чувствую, что из этого деЛьмо выйдет», – писал он в одном из них ^[148], «потому что как борщ, сделанный только из грибов, вызывает срачку, так и фильм, слишком густой и переполненный, не принесёт удовольствия зрителю», – объясняет он в другом ^[149]. На предложение он ответил, что предпочёл бы обратную операцию – сосредоточиться на одном выбранном мотиве одного из своих романов – и начал работать над сценарием «Астронавтов».

Из предложения Творческого объединения «Кадр» вышло действительно «деЛьмо», но не по художественной причине, а по политической. Между декабрём 1955-го и апрелем 1956 года Лем переписывался с Кшиштофом Теодором Тёплицем по вопросу экранизации «Астронавтов», которую должен был режиссировать Ежи Кавалерович с киностудией «Кадр». Из этой корреспонденции появилась концепция, которая удовлетворила писателя – и, собственно, тогда дирекция кинематографии забрала их проект. Лем писал в письме к Сцибору-Рыльскому, что это решение принял лично Глава комиссии оценки сценариев Тадеуш Карповский ^[150], но, вероятно, настоящее решение было принято кем-то ещё выше. Написание сценария отдали Людвику Старскому из киностудии «Иллюзион» с намерением снять фильм в сотрудничество с гэдээровской студией «DEFA».

И снова: можно только вздыхать по тому, какая версия «Астронавтов» вышла бы в альтернативной реальности, в которой фильм разрешили снимать объединению «Кадр». Они создавали смелые картины, ведущие киноискусство далеко вперёд: «Канал», «Эроика», «Поезд», «Фараон». С этой студией Лем постоянно хотел что-то реализовать: то «Вторжение с Альдебарана», то «Рукопись, найденную в ванне», то «Возвращение со звёзд».

Можно только сожалеть, воображая себе, как эти фильмы сняли бы Кавалерович или Вайда в сотрудничестве с Алланом Старским, Яном Юзефом Щепаньским или Александром Сцибором-Рыльским (ведь были уже готовы сценарии!). Гений Вайда сделал для Польского телевидения в 1968 году маленькую жемчужину на основе менее удачного рассказа Лема «Существуете ли Вы, мистер Джонс?» – то есть фильм «Слоёный пирог», но объединение «Кадр» тогда уже было ликвидировано в рамках послемартовского закручивания гаек интеллигенции (четыре года спустя власти милосердно разрешили возобновить его, но уже как киностудию «Кадр»).

Что касается «Астронавтов» – то уже сама передача проекта создателям «Приключения на Мариенштадте» означала, что будет создано что-то, быть может, приятное глазу, но лишённое амбиций. Формула сотрудничества с ГДР практически гарантировала, что после долгих мук из этого получится какая-то ерунда.

Для Лема это всё имело только одну положительную сторону: с этим было связано его первое заграничное путешествие (не считая, конечно, репатриации в 1945 году, а также трёхразового пересечения границы без выезда из Львова). В июне 1956 года восточно-немецкие власти пригласили его в Берлин и разместили в отеле «Нева» – «в таком, самом что ни на есть…» – и устроили традиционный социалистический ритуал приёма важного гостя:

…и тут рассказ только начинается. Лем, который ещё полгода до того вершиной разврата считал покупки в краковской «комиссионке с иностранными игрушками», сейчас вдруг мог отправиться покорять магазины Восточного и Западного Берлина. Это, очевидно, интересовало его больше, чем театры и концерты (в «Приключениях на фоне всемирного тяготения» Томаш Лем пишет, что отец порой засыпал в театральном зале, что очень смущало Барбару Лем).

В этом же отеле появилась и делегация польских юристов, что Лем описал Врублевскому – преподавателю права в Лодзинском университете! – с особым ехидством: «Сплошные курдупли ^[152], толстопузые коротыши, из восьмерых на немецком один, и тот еле-еле, остальные – ни бэ, ни мэ, ужас! Меня принимали за немца, поскольку [при мне] свободно болтали [на польском], и я это слышал, ехать ли в Западный Берлин: хотели, но боялись. Вот такие Фиши выезжают […]. Сброд какой-то, хамы и дамочки – говорю тебе – такие вот жирные задницы – это наш экспортный товар, если говорить о юриспруденции. Их принимало тамошнее Justizministerium» ^[153].

Лем тоже немного побаивался поездки «на Запад». Тогда ещё не было Берлинской стены (её возвели в 1961 году), потому, чтобы выехать за железный занавес, достаточно было сесть в метро и проехать несколько станций. Теоретически это было легально, потому что Западный Берлин формально был ничейной территорией. Его власть никому не могла запретить въезжать на свою территорию, а в свою очередь власти ГДР не могли запретить пересекать границу никому, кроме собственных граждан. Но, разумеется, у гражданина ПНР были свои поводы для страха. Лем решил эту проблему по-своему. Как рассказывал Фиалковскому, он надевал русскую шапку-ушанку и в метро делал вид, что читает «Правду». Он рассчитывал, что таким образом все будут думать, что он россиянин, и потому гэдээровские пограничники не отважатся его зацепить. Трудно сказать, по какой причине – то ли из-за таких средств безопасности, то ли просто из-за того, что бояться было нечего, но Лему удалось впервые с 1939 года снова увидеть капитализм вблизи.