Более того, большинство немцев, вероятно, сочло бы такой миропорядок чрезвычайно удовлетворительным результатом «националистической революции», начавшейся в 1933 г. Все данные о состоянии общественного мнения указывают на то, что при всем возмущении итогами Первой мировой войны население Германии испытывало глубокий страх перед европейской войной и приветствовало бы урегулирование на основе статус-кво, сложившегося к 1936 г.
[575] Факты о настроениях в рамках делового сообщества очень скудны. Однако нет сомнений в том, что к 1936 г. прежняя зацикленность дискуссий исключительно на внутреннем рынке уступила место вниманию к вопросам международной торговли. Как в начале мая 1936 г. указывал в своем докладе авторитетный Берлинский институт по изучению деловых циклов, принципиальной проблемой, стоявшей перед германской экономикой, являлся доступ к сырью
[576]. Решение этой проблемы заключалось в увеличении экспорта. И весной 1936 г. на этот счет имелись по крайней мере некоторые основания для оптимизма. Институт называл в числе важных экономик, полностью восстановившихся после кризиса, США, Великобританию, Японию, Швецию, Аргентину, Чили, Бразилию, Норвегию, Австрию и Бельгию. Рецессия продолжалась лишь в странах золотого блока, возглавляемых Францией.
Налицо явно имелись возможности для полномасштабного выздоровления мировой торговли. И как мы увидим ниже, Франция попыталась ими воспользоваться, с лета 1936 г. осуществляя резкий поворот в экономической политике. Но Гитлер и его соратники в германском руководстве систематически отказывались от какого-либо сближения с западными державами. Одной из постоянных тем в политической жизни Гитлера был антикоммунизм, но в 1936 г. он достиг особого накала. В то время как более традиционно мыслящие в 1936 г. усматривали возможность вернуться в мировую экономику, Гитлер и его окружение воспринимали создание правительств Народного фронта во Франции и в Испании как симптомы роста международной коммунистической активности. А для Гитлера с его идеологией и мировоззрением это влекло за собой более обширные последствия. «После периода относительной риторической сдержанности», в течение которого Гитлер, Геббельс и остальные воздерживались от более общих выводов, вытекавших из их антисемитской космологии, в 1936 г. «основополагающая тема всемирного еврейского заговора» вновь вышла на передний план
[577]. Перед лицом этой экзистенциальной угрозы Гитлер не был склонен к компромиссам. При поддержке со стороны Геринга и армии он уклонялся от попыток британцев, французов и американцев склонить его к урегулированию, в рамках которого взамен на сдержанность в плане перевооружения Германии были бы сделаны экономические уступки. Частным образом Гитлер с лета 1936 г. высказывался откровенно. Укрепив свой режим и начав процесс перевооружения, он хотел подготовить Германию к войне. Гитлер не отказался от своей ключевой идеи. Несмотря на то что конкретные шаги еще предстояло прояснить, Гитлер был намерен реализовать свою мечту о расширении «жизненного пространства» для германского народа. Он знал, что это неизбежно приведет к военному конфликту не позже чем к началу 1940-х гг. Понимая, что такой курс сопряжен с громадным риском, он собирался максимально повысить шансы Германии на успех путем систематических военно-экономических приготовлений и гибкой дипломатии.
Понятно, что этот сюжет освещался в бесчисленных работах и соответствующие документы были изучены вдоль и поперек по крайней мере четырьмя поколениями исследователей. Однако в отношении конкретного вопроса, являющегося темой настоящей книги, по-прежнему остается поразительно мало ясности. До настоящего времени у нас нет полноценного и внятного изложения той роли, которую играли экономические факторы в стремлении Гитлера к войне
[578]. В центре любых дискуссий такого рода должна находиться динамика производства вооружений
[579]. С одной стороны, производство оружия и военной техники представляло собой ту сферу индустриальной и экономической деятельности, к которой Гитлер проявлял постоянный и устойчивый интерес. С другой стороны, поведение германской экономики во все большей степени определялось военными расходами. Почти половина (47 %) роста совокупного национального продукта в Германии в 1935193^ гг. была обеспечена непосредственно ростом военных расходов Рейха
[580]. Если добавить к этому инвестиции, значительная часть которых диктовалась такими приоритетами, как автаркия и перевооружение, то эта доля вырастет до двух третей (67 %). Напротив, частное потребление отвечало лишь за 25 % роста на протяжении этого же периода, несмотря на то что в 1935 г. на его долю приходилось 70 % всей экономической активности. Если мы будем рассматривать лишь ту часть экономики, которая непосредственно контролировалась государством, то преобладание военных расходов окажется еще более ярко выраженным. Вермахт являлся покупателем 70 % всех товаров и услуг, приобретенных государством в 1935 г., и 80 % три года спустя. Поэтому неудивительно, что в дискуссии о любых аспектах экономической политики все сильнее преобладала тема перевооружения. И в свою очередь, именно через перевооружение будущее германской экономики оказалось связано с главным вопросом, вставшим перед гитлеровским правительством – вопросом войны и мира.
I
Как мы уже видели, одним из главных архитекторов нового германского вермахта был Ял мар Шахт. И ему было воздано должное, когда на нюрнбергском съезде в 1935 г. впервые был публично продемонстрирован весь спектр германских вооружений
[581]. Но перевооружение, запланированное Шахтом летом 1933 г.5 носило ограниченный характер: на него в течение восьми лет выделялось 35 млрд рейхсмарок – в среднем по 4,3 млрд рейхсмарок в год. Этих средств по расчетам должно было хватить на двухэтапный план перевооружения 1933 г.: четыре года на наращивание минимальных оборонительных мощностей и еще четыре года на создание крупных наступательных сил. В 1934 г. военные расходы достигли 4,2 млрд рейхсмарок. В 1935 г. они составляли уже от 5 до б млрд рейхсмарок. Однако эта сумма, вообще говоря, не выходила за рамки, установленные Шахтом. Поэтому возникает искушение описывать эту эпоху как период «умеренного» перевооружения
[582]. Но как мы видели, это было бы ошибочно с точки зрения политических приоритетов 1934 г. Кроме того, чрезмерность военных расходов в 1935 г. представляла собой не просто нарушение бюджетной дисциплины. Она служила указанием на мощную динамику ускорения. Перевооружение Третьего рейха во все большей степени становилось ответом на международную гонку вооружений, которую развязала сама Германия. По мере того как Германия перевооружалась, это подталкивало ее потенциальных противников к ответным действиям. Весной 1935 г. Франция увеличила срок воинской службы для призывников до двух лет, а британское правительство объявило о полном пересмотре своей оборонной политики
[583]. Кроме того, Франция в мае 1935 г. подстраховалась, заключив договор о взаимопомощи с Советским Союзом, который подкреплялся аналогичным соглашением между СССР и Чехословакией, находившейся на восточной границе Германии. К 1936 г. военные расходы увеличили и Франция, и Великобритания, и США, и Советский Союз. И вместо того, чтобы умерить свои аппетиты, германское военное руководство реагировало на каждую новую угрозу ускорением темпов перевооружения
[584]. В декабре 1933 г. предполагалось создание армии, в мирное время насчитывающей 21 дивизию. К концу 1934 г. это уже считалось недостаточным. В марте 1935 г. Гитлер на весь мир объявил о создании германской армии мирного времени численностью не менее чем в 36 дивизий. Этой эскалации самой по себе хватило бы для того, чтобы нарушить расчеты Шахта. Но к осени 1935 г. генерал Людвиг Бек, новый начальник штаба, убедил себя в том, что даже если Германия ограничится одной лишь обороной, ей понадобятся силы, способные агрессивно ответить на любую угрозу ее границам. Это потребовало пересмотра двухэтапного плана, из которого исходило планирование перевооружения начиная с 1931 г. Кроме того, такой подход вызвал необходимость и в резком повышении качества вооружений. Единственным видом оружия, сулившим хоть какие-то шансы на успех в столкновении с соседями Германии, защищенными мощными оборонительными сооружениями, представлялся танк. Поэтому в декабре 1935 г. Бек добавил к предполагавшимся 36 дивизиям 48 танковых батальонов, по крайней мере на год приблизив создание наступательных сил, первоначально предполагавшееся лишь на втором этапе перевооружения
[585]. В то же время на очередной этап экспансии вступили люфтваффе, запланировав увеличить свои силы с 48 эскадрилий в августе 1935 г. до 200 с лишним к октябрю 1938 г.
[586] В марте 1936 г. Гитлер еще больше ускорил этот процесс, приказав люфтваффе немедленно начать внедрение нового поколения обтекаемых цельнометаллических самолетов
[587].