Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики - читать онлайн книгу. Автор: Адам Туз cтр.№ 158

Продовольственные нормы, установленные для германского населения в начале войны, были относительно щедрыми. Но в 1940–1941 гг. их удавалось обеспечивать лишь посредством активного посягательства на крупные запасы, накопленные после 1936 г. В начале войны в закромах у ИЗС имелось 8,8 млн тонн зерна, чего хватало для того, чтобы обеспечивать германское население хлебом почти целый год ^[1310]. За первый год войны эти запасы сократились всего на 1,3 млн тонн. Но плохой европейский урожай 1940–1941 гг. подтвердил худшие опасения Герберта Бакке. Германия должна была где-то изыскать дополнительные миллионы тонн зерна, иначе ей вскоре пришлось бы серьезно сокращать продовольственные нормы, и началось бы это с массового забоя скота, что причинило бы необратимый ущерб этому источнику белков и жиров. А ситуация в городах на оккупированных территориях, разумеется, была намного более плачевной, чем в Германии. В 1941 г. уже наблюдались признаки нарастающего недовольства по причине недостаточного снабжения продовольствием. В Бельгии и Франции официальные нормы, согласно которым «обычные потребители» получали всего 1300 калорий в день, явно подталкивали население пользоваться услугами черного рынка. В Норвегии и протекторате Богемии и Моравии дневная норма составляла около 1600 калорий ^[1311].

В 1938 г. западноевропейские страны, впоследствии покоренные Германией, представляли собой мощную экономическую силу, чей совокупный ВВП превышал британский. Совместный эффект британской блокады и немецкой оккупации превратил эти страны в бледное подобие того, чем они были раньше ^[1312]. Если объемы производства в Германии и Великобритании на протяжении войны значительно выросли, а в США увеличились многократно, то европейские владения Германии рухнули в экономическую пропасть. Несмотря на прожорливость военной экономики Рейха, ни в одной из западноевропейских стран, оккупированных в 1940 г., в течение следующих пяти лет не наблюдалось экономического роста. В двух самых маленьких экономиках – Дании и Норвегии – объемы производства кое-как оставались на одном уровне. Но это не имело особого значения по сравнению с ситуацией в таких намного более крупных экономиках, как Бельгия, Нидерланды и прежде всего Франция, так и не оправившихся после краха, постигшего их в 1940 г.

V

Таким образом, несмотря на невероятные победы вермахта, территории, находившиеся осенью 1940 г. под контролем Германии, не являлись тем самодостаточным «жизненным пространством», о котором мечтал Гитлер. Западная Европа не походила и на многообещающую платформу для ведения затяжной войны на истощение, которую Великобритания и ее сторонники в США явно стремились навязать Германии. В экономическом плане победы вермахта 1940 г. не покончили с зависимостью Германии от Советского Союза, в которую она впала годом ранее ^[1313]. На самом деле в краткосрочном плане поддерживать в западноевропейском «большом пространстве» Германии хотя бы подобие довоенного уровня экономической активности можно было лишь обеспечив резкое увеличение поставок топлива и сырья из СССР ^[1314]. Одна только Украина производила достаточно излишков сельскохозяйственной продукции, требовавшихся для прокорма обширного западноевропейского поголовья скота. Только в Советском Союзе имелись уголь, железо и руды прочих металлов, необходимые для работы военно-промышленного комплекса. Только на Кавказе имелась нефть, которая могла бы сделать Европу независимой от заморских поставок. Лишь имея доступ к этим ресурсам, Германия могла сколько-нибудь уверенно вести затяжную войну против Великобритании и Америки. К зиме 1940–1941 гг. Рузвельт определился с условиями, на которых США могли поставлять Британии материалы, требовавшиеся ей для продолжения войны. В том, что касалось Гитлера и Сталина, на этот вопрос ответа еще не было ^[1315].

Гитлер, несомненно, имел возможность продолжать войну, поддерживая со Сталиным союзнические отношения, а не превратив его в смертельного врага ^[1316]. Нацистско-советский пакт еще действовал летом 1940 г., и после ошеломляющей победы

Германии над Францией Советский Союз не имел намерения отказываться от этих договоренностей. На протяжении недолгого периода времени с июля по октябрь 1940 г. это служило источником надежды – особенно в Рейхсминистерстве иностранных дел – на то, что Германия сможет ответить на возникновение англо-американской коалиции созданием своего собственного «континентального блока», который бы представлял собой восточное продолжение западноевропейского «большого пространства», столь возбужденно обсуждавшегося летом 1940 г. ^[1317]Казалось, что Тройственный пакт между Японией, Италией и Германией, заключенный 27 сентября 1940 г., служит шагом в этом направлении. В первую очередь его цель состояла в том, чтобы вернуть к жизни кошмар британских стратегов, заставив Королевский флот выбирать между Средиземным морем и Сингапуром. Но в то же время участники Тройственного пакта обязывались помогать друг другу в том случае, если на кого-то из них нападет держава, в тот момент не участвовавшая в войне. Поскольку условия соглашения подчеркнуто не распространялись на отношения с Советским Союзом, оно было явно направлено против США. Но если Тройственный пакт задумывался как средство устрашения, то он произвел обратный эффект. В Вашингтоне его восприняли как подтверждение агрессивных намерений держав Оси и он лишь укрепил растущее стремление Рузвельта поддержать Великобританию как ключевой оплот борьбы с Германией в Европе и с Японией в Азии ^[1318]. Как четко понимал немецкий министр иностранных дел Риббентроп, единственным шагом, который позволил бы взять верх над англо-американским альянсом, было бы включение Советского Союза в Тройственный пакт и создание действительно грозного евразийского союза, протянувшегося от Атлантики до Тихого океана. Однако это было невозможно без устранения японо-советского антагонизма, летом 1939 г. вылившегося в открытые боевые действия в Маньчжурии. Среди японского руководства по этому вопросу неизменно царили разногласия. Но возможность стремительного рывка на юг и захвата нидерландских, французских и британских колоний в сочетании со все более агрессивным отношением США к Японии укрепляло позиции тех, кто выступал за сближение с СССР ^[1319]. В свою очередь, Советский Союз после неожиданного триумфа Германии на Западе был только рад обезопасить свои восточные рубежи. Поэтому в апреле 1941 г. японского министра иностранных дел Мацуоку Есукэ ждал теплый прием в Москве, завершившийся подписанием с СССР пятилетнего договора о нейтралитете. Между тем в Берлине сторонники стратегии континентального блока предавались самым смелым имперским фантазиям. Евразийскую ось антибританского союза предполагалось дополнить новой африканской колониальной империей, созданной на основе гигантских бельгийских владений в Конго, богатом минеральными ресурсами. Осенью 1940 г. в Берлине развернулась ожесточенная конкуренция за будущие должности в новой германской колониальной администрации. Африканские планы германского Министерства иностранных дел включали и причудливую идею об «эвакуации» всего еврейского населения Польши, а также оккупированных немцами западноевропейских стран на Мадагаскар, который был французской колонией ^[1320]. Тем самым евреи были бы благополучно устранены как сила, «оскверняющая» европейские дела. Несомненно, сотни тысяч евреев умерли бы в пути. А тех, кто уцелеет, можно было бы держать в заложниках на тот случай, если еврейские круги с Уолл-стрит попытаются подтолкнуть Рузвельта к открытому объявлению войны.