Эта зловещая расстановка сил была совсем не тем, что предсказывал Гитлер и чего он желал. Но поскольку враги Третьего рейха импровизировали, Германии приходилось делать то же самое. На что Гитлер не имел права в свете «стремления к уничтожению» (Vernichtungswillen), которое нацистская теория заговора приписывала врагам Германии – так это на отступление или колебания
[1002]. Война с западными державами означала громадный риск. Но в условиях все более неуправляемой динамики глобальной гонки вооружений и смертельной угрозы, которую якобы представляли для Германии силы «всемирного еврейского заговора», сплачивающие свои ряды, Гитлер не видел иной альтернативы, кроме наступления.
10. Игра ва-банк: первая военная зима
В последних числах августа 1939 г. генерал-майор Томас предпринял последнюю отчаянную попытку заставить Гитлера взглянуть правде в глаза
[1003]. Томас, которого ужасала возможность войны с Великобританией и Францией (в итоге нападения на Польшу), забросал и своего непосредственного начальника, генерала Кейтеля, и Гитлера таблицами и диаграммами. Томас пытался подчеркнуть слабую обеспеченность Германии промышленными ресурсами по сравнению с Великобританией и Францией, будучи уверенным, что тех поддержат США
[1004]. Реакция адресатов зафиксирована в дневнике Томаса:
Суббота, 26 августа, перед польской кампанией: снова с генерал-полковником Кейтелем. Объяснил ситуацию на основе диаграмм и таблиц. Был принят не слишком любезно, но К. обещал еще раз поговорить с фюрером.
27 августа, воскресенье, перед войной с Польшей, пришла телеграмма из Англии: еще раз заявите протест! Указывал на то, что ожидается кризис с боеприпасами, особенно с порохом и взрывчаткой: снова резкие упреки. Итог: меня выгнали. Фюрер: перестаньте приставать ко мне с этой проклятой ситуацией на Западе
[1005].
В августе 1914 г. молодой Адольф Гитлер находился в ликующей толпе, заполонившей улицы Мюнхена. Его не могли не поразить совершенно иные настроения, с которыми была встречена война, развязанная им в сентябре 1939 г. На этот раз не было ни восторженных толп, ни венков для солдат, отправляющихся на фронт – и не без причины. В военном смысле Германия не была готова к конфронтации с западными державами. Томас был не единственным военным, пребывавшим в отчаянии. Адмирал Редер, главнокомандующий кригсмарине, 3 сентября безысходно отмечал: «В том, что касается флота, он <…> совершенно неадекватно подготовлен к великому противоборству». Немецкий флот настолько уступал в численности британскому Королевскому флоту, что «даже если он в полном составе примет участие в боевых действиях, ему удастся продемонстрировать лишь то, что он знает, как пойти на дно с честью». Подобный жест героического самопожертвования со стороны флота может стать нравственной основой для его «последующего возрождения». Но от него не следует ожидать, что он победит в войне с Британией
[1006]. Военно-воздушные силы Германии находились в чуть лучшей форме. Они были крупнейшими и самыми современными в Европе. Однако исследования, проведенные персоналом люфтваффе в 1938 г., привели его к выводу о том, что стратегическая война против Великобритании невозможна до тех пор, пока Германия каким-то образом не возьмет под свой контроль военно-воздушные базы вдоль побережья Ла-Манша
[1007].
С учетом пессимизма, в котором пребывал главный эксперт вермахта по экономике, а также командующие и флотом, и люфтваффе, все зависело от армии. Та представляла собой решающий фактор, определявший развитие гитлеровского режима с момента его основания. В отличие от 1938 г., не существует никаких свидетельств о том, что эскалация трений в отношениях с Польшей вызвала какую-либо серьезную обеспокоенность среди генералитета
[1008]. В военном смысле итог противостояния был предопределен. В политическом плане Польша в демонологии германского национализма стояла даже выше Великобритании. Такие темы, как уничтожение польского государства и «освобождение» немецкого меньшинства, были популярны как среди генералов, так и у широкой публики. И последующие события подтвердили оптимизм военных. Польская кампания увенчалась полным успехом. Всего через три недели Варшава капитулировала, а польская армия была разгромлена. Фотогеничный главнокомандующий германской армии генерал Вернер фон Браухич попал на обложку журнала Time, а атмосфера мрачных предчувствий, окружавшая объявление войны, начала рассеиваться
[1009]. Победоносных бойцов, возвращавшихся домой, ожидала самая восторженная встреча
[1010]. После польской кампании значительная часть населения ожидала, что Франция и Великобритания будут разбиты к рождеству; эти ожидания подогревались и широко разрекламированным успехом Гюнтера Прина и команды его подлодки U-47, проникшей на главную базу британского флота в Скапа-Флоу и потопившей линкор Royal Oak
[1011]. В течение следующих недель осведомители С С сообщали о том, что дети по всему Рейху декламируют новую богохульную версию «Отче наш»: «Отче наш Чемберлен, иже еси в Лондоне! Да исчезнет имя твое, да погибнет царствие твое…»
[1012]. Педантичных руководителей СД это приводило в возмущение, но Геббельс был только рад извлечь выгоду из охвативших страну антибританских настроений
[1013]. Гитлер тоже требовал немедленного наступления на Западном фронте.