Алхимия советской индустриализации. Время Торгсина - читать онлайн книгу. Автор: Елена Осокина cтр.№ 19

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Алхимия советской индустриализации. Время Торгсина | Автор книги - Елена Осокина

Cтраница 19
читать онлайн книги бесплатно

Да и каждая городская семья имела свой огород. С официального разрешения или самовольно люди раскапывали каждый подходящий участок земли за городом или в городской черте. Растили в основном картошку. Горожане заводили птицу, скотину, которых порой держали не только в сараях при огородах, но и в жилищах. В архиве Уилларда Гортона, американского инженера, который в начале 1930‐х годов работал в Ташкенте, сохранился занятный приказ коменданта местного общежития: «Также воспрещается водить в комнатах кур, собак, поросят и всяких животных до медведей включительно, как было замечено, коих приказываю с сего числа ликвидировать бесследно». В годы первых пятилеток личные подсобные хозяйства горожан обеспечивали в домашнем питании рабочих до трети молока и яиц, а также овощи, фрукты, сало.

Но гораздо более важную роль, чем огороды горожан, сыграли в питании населения приусадебные хозяйства крестьян. Они были разрешены в 1930 году колхозным уставом. Несмотря на скромные размеры, приусадебные участки стали одним из основных источников снабжения сельского населения и рынка для горожан. Рыночные цены были астрономически высоки. В 1932–1933 годах ржаной хлеб по карточкам стоил 14–27 копеек, пшеничный – 36–60 копеек, на рынке же средняя цена ржаного хлеба в 1932 году была 2 рубля, а в 1933 году подскочила до 5 рублей. Пшеничный хлеб в те же годы на рынке стоил 2,5 и 8 рублей. Мясо по государственной цене обходилось рабочему от 2 до 4 рублей за килограмм, а на рынке стоило 5–12 рублей, сливочное масло по карточкам (если было) стоило 6–10 рублей, а на рынке 20–45 рублей. Своего пика рыночные цены достигли весной – летом 1933 года – в апогей голода. Люди покупали овощи поштучно, муку – стаканами и блюдечками.

Столь же высоки были цены и в государственных коммерческих магазинах. Люди называли их невалютными торгсинами. Коммерческие магазины появились в городах летом 1929 года и стали для правительства еще одним каналом выкачивания денежных средств населения во время продовольственного кризиса. Вход в коммерческие магазины был открыт для всех. Голод не тетка, несмотря на дороговизну, в коммерческих магазинах выстраивались громадные очереди. Товаров не хватало, и даже там приходилось вводить нормы продажи.


Алхимия советской индустриализации. Время Торгсина

Во время голода из‐за дороговизны рыночных цен люди покупали овощи поштучно, муку – стаканами и блюдечками


Те, у кого не было денег, чтобы купить в коммерческом магазине или на рынке, или ценностей, чтобы снести в Торгсин, распродавали личное имущество. Для лишенцев – бывших имущих классов царской России – это был один из основных источников обеспечения. Американец Ашмед-Бартлетт, посетивший Москву в 1930 году, оставил описание воскресной барахолки на знаменитом Смоленском рынке:

Представьте ужасно холодный день, термометр показывает 20–30 градусов мороза, земля покрыта снегом. Трамваи идут по центру улицы – их звонки эхом раздаются в ушах, – разделяя на части эту огромную толпу. Мебель и другое домашнее имущество, растянувшись на мили, свалено в кучи по обеим сторонам улицы, оставляя тротуар свободным для предполагаемых покупателей. Рядом с этими грудами хлама – мужчины, женщины, девушки всех возрастов. Судя по внешнему виду и поведению, большинство из них принадлежит к бывшим высшим и средним сословиям. Здесь час за часом они стоят или сидят на корточках, дрожа на морозе, в надежде продать последнее оставшееся в их домах, чтобы выручить несколько рублей на еду. На их посиневших лицах, онемевших от голода и холода, – бессмысленное, покорное, лишенное эмоций выражение, как если бы всякая надежда давно покинула их души.

Ощущение такое, как если бы дома внезапно обвалились и ушли в матушку-землю, оставив на поверхности груды мебели и домашней утвари. <…> Двуспальные кровати, односпальные кровати, пианино, гардеробы, умывальники, горшки без ручек лежат на снегу бок о бок с сотнями священных икон, грудами старых одеял и изношенных простыней. Старые жестяные ванны, ножи, вилки, тарелки, стаканы и блюда лежат вперемешку. Здесь же старые одежды всех фасонов и размеров, кочерги и совки, музыкальные инструменты, семейные портреты, картины, фотографии, странные туалетные принадлежности, зеркала, электрическая арматура, коробки гвоздей, бывшие в употреблении кисточки для бритья и зубные щетки, гребни с выпавшими зубьями, наполовину измыленные куски мыла. <…> Мир никогда доселе не видел столь беспорядочного смешения пестрого ничего не стоящего хлама, представляющего последнюю надежду тысяч людей.

Какая устрашающая трагедия кроется за этим! <…> Тогда мысли мои возвращаются к прошедшему вечеру среди прекрасных балерин в доме Харитоненко (накануне автор посетил прием, устроенный НКИД для иностранных дипломатов. – Е. О.). Я бросаю еще один взгляд на замерзшую голодную группу «людей из прошлого». Многие из них, должно быть, когда-то танцевали в этом доме или посещали блиставшие там приемы. Некоторые, возможно, продают сейчас части костюма, который они надевали на последний бал.

Именно там, на Смоленском рынке, где Арбат достигает Садового кольца, вскоре открылся самый знаменитый магазин Торгсина. Михаил Булгаков увековечил его в романе «Мастер и Маргарита». Двое из свиты Воланда, Коровьев и Бегемот с примусом, учинили там скандал и пожар. Казалось бы, антиподы – барахолка, где голодные лишенцы продавали остатки имущества, и по соседству зеркальный столичный Торгсин с мандаринами и жирной розовой лососиной – были на деле порождением одной трагедии.

Глава 5. Народная кубышка

«Да откуда у советских людей валюта, золото и бриллианты!» – возможно, уже воскликнул нетерпеливый критик. Действительно, ко времени «развитого социализма» 1980‐х годов в частном владении советских людей мало что осталось из дореволюционного богатства. Революция нанесла смертельный удар по привилегированным классам царской России, а потом и Торгсин обобрал всех. Именно стараниями Торгсина многое из оставшихся в семьях ценностей царского времени – ювелирные, бытовые и художественные изделия из драгоценных металлов и камней – было не просто изъято у населения, а уничтожено. Только для редких, особенно ценных произведений искусства делали исключение. Торгсин продавал их за валюту иностранцам в целом виде. Остальное шло в лом. Приемщик выламывал драгоценные камни и другие вставки, металл шел в переплавку.

Взамен изымаемых из частного владения дореволюционных изделий из драгоценных металлов Ювелирное объединение Наркомторга наводняло внутренний рынок советскими поделками из мельхиора, биметалла, легковесного серебра, искусственных и низкокачественных драгоценных камней. Шел процесс замещения: место дореволюционного материального богатства занял скромный советский достаток. Образцы прежнего богатства сохранили музеи, в семьях же остались лишь единичные, разрозненные, чудом уцелевшие реликвии – одинокая золотая ложка в буфете, серьги прабабушки, орден прадеда. Однако все это – впереди, ко времени же открытия Торгсина в начале 1930‐х годов у людей еще были ценные сбережения царского времени. Можно ли оценить размеры народной кубышки?

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию