Держава и топор. Царская власть, политический сыск и русское общество в XVIII веке - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Анисимов cтр.№ 53

В случаях важных, подобных делу Столетова, решение Кабинета министров представляли государыне и она подписывала подготовленную заранее резолюцию: «Столетова казнить смертию… Анна». А затем уже все это решение облекалось в высокопарные и туманные слова манифеста, предназначенного для публикации: «Оный Столетов… не токмо б от таких злодейственных своих поступков воздержания в себе имел, но еще великие, изменнические, злодейственные замыслы в мысли своей содержал и некоторые скрытные речи дерзнул другим произносить и грозить, також и в прочих преступлениях явился, как о том по делу явно, в чем он сам, Столетов, с розысков винился, того ради, по указу е. и. в., по силе государственных прав, велено оного Столетова казнить смертью – отсечь голову».

Однако не все приговоры по политическим делам оформлялись как решения исполнительных учреждений. XVIII век знает и специальные временные судебные комиссии («Генеральные комиссии») или «Генеральные суды», которые создавались для рассмотрения одного дела и должны были вынести приговор или, точнее сказать, поднести на окончательное усмотрение государя проект приговора. Членов комиссий назначал государь. В «досенатские времена» такие комиссии, именовавшиеся одним словом – «бояре», состояли из членов Боярской думы и других высших должностных лиц.

Позже временные комиссии (суды) формировались на основе Сената, образованного в 1711 году. Нередко к сенаторам по указу государя присоединялись члены Синода, высшие чиновники, придворные и военные (в том числе и гвардейские офицеры). Судьбу П. П. Шафирова в 1723 году решала комиссия – суд, составленный из «господ сенаторов, генералитета, штап- и обер-афицеров от гвардии» из 10 человек. После этого на приговоре комиссии о разжаловании и смертной казни Шафирова Петр I написал: «Учинить все по сему кроме действител[ь]ной смерти, но сослать на Лену».

Самая большая временная судебная комиссия была создана по делу царевича Алексея Петровича. 13 июня 1718 года Петр I обратился «любезноверным господам министрам, Cенату и стану воинскому и гражданскому» с указом о назначении их судьями своего сына. По воле царя в суд вошло 128 человек – фактически вся тогдашняя чиновная верхушка. Многие факты позволяют усомниться в компетентности и объективности этого суда да и других подобных судов, заседавших по делам политических преступников весь XVIII век. Из приговора 24 июня 1718 года, вынесенного судом по делу царевича, следует, что суд собирался всего лишь несколько раз. При этом суд не рассматривал материалов дела, за исключением материалов переписки Петра с сыном, и не вел допросов многих обвиняемых и свидетелей по делу царевича. Был произведен лишь краткий допрос самого царевича 17 июня 1718 года.

Как судьи выносили приговор, мы не знаем. Об этом в тексте документа сказано невразумительно: «По предшествующим (поданным, предъявленным? – Е. А.) голосам единогласно и без всякого прекословия согласились и приговорили, что он, царевич Алексей, за вышеобъявленные все вины свои и преступления главные против государя и отца своего, яко сын и подданный его величества, достоин смерти». Известно, что Петр I был сторонник коллегиальных методов решения различных дел путем тайного голосования. Сама процедура тайного голосования была подробно расписана в регламентах, а результаты подсчета голосов тщательно отмечали в особом протоколе. Ни о чем подобном в деле царевича Алексея не упоминается, что позволяет усомниться в том, что приговор суда явился результатом голосования, тем более тайного. Приговор не был окончательным: «Хотя сей приговор мы, яко рабы и подданные… объявляем… подвергая, впрочем, сей наш приговор и осуждение в самодержавную власть, волю и милосердное рассмотрение е. ц. в. всемилостивейшего нашего монарха».

Мы не знаем, что испытывали люди, включенные в такой суд. Все они, лишенные Петром I права выбора, безропотно подписались под смертным приговором наследнику престола. Возможно, что многими руководил страх. П. В. Долгорукий передает рассказ внука одного из судей по делу А. П. Волынского в 1740 году, Александра Нарышкина, который вместе с другими назначенными императрицей Анной судьями приговорил кабинет-министра к смертной казни. Нарышкин сел после суда в экипаж и тут же потерял сознание, а «ночью бредил и кричал, что он изверг, что он приговорил невиновных, приговорил своего брата». Нарышкин приходился зятем Волынскому. Позже другого члена суда над Волынским, Шипова, спросили, не было ли ему слишком тяжело, когда он подписывал приговор 20 июня 1740 года. «Разумеется, было тяжело, – отвечал он, – мы отлично знали, что они все невиновны, но что поделать? Лучше подписать, чем самому быть посаженным на кол или четвертованным».

В послепетровский период суды создавались, как правило, с меньшим составом участников. Дело Долгоруких 1739 года рассматривало «Генеральное собрание ко учинению надлежащего приговора». Состав его, как и проект самого приговора, заранее были определены в докладе Остермана и Ушакова на имя Анны Ивановны. В приложенном к докладу «Реестре, кому в собрании быть» сказано кратко: «Кабинетным министрам. Трое первые синодальные члены. Сенаторы все». Однако кроме них в «Генеральное собрание» были включены: обер-шталмейстер, гофмаршал, четыре майора гвардии, фельдмаршал князь И. Ю. Трубецкой, три генерала, а также восемь чиновников из разных коллегий. Следственная комиссия по делу Бирона была по указу от 5 апреля 1741 года преобразована в суд. Шесть назначенных правительницей генералов и два тайных советника без долгих проволочек приговорили Бирона к четвертованию. Правительница заменила казнь ссылкой в Сибирь.

После вступления на русский престол императрицы Елизаветы началось следствие над А. И. Остерманом, Б. Х. Минихом, М. Г. Головкиным, а также другими вельможами, правившими страной при Анне Леопольдовне и участвовавшими в суде над Бироном. Их дела были переданы в назначенный государыней суд, в который вошли сенаторы и еще 22 сановника. Согласно указу, они должны были составить сентенцию-приговор по экстрактам дел преступников, то есть без обращения к их подлинным делам.

Приговор по делу Лопухиных вынес «Генеральный суд», образованный по указу Елизаветы 18 августа 1743 года. В него вошли три члена Синода, все сенаторы во главе с генерал-прокурором, ряд высших воинских и гражданских чиновников и четыре майора гвардии. При окончательном подписании «сентенции», кроме судей, под приговором поставили свои подписи не названные в реестре членов суда следователи – Н. Ю. Трубецкой и А. И. Ушаков. Члены суда знакомились с делом Лопухина и других только по экстракту из сыска, и в нем (кстати, вопреки данным следствия) было написано, что все преступники во всех своих преступлениях покаялись. Заседание началось утром 19 августа 1743 года с чтения экстракта дела князем Трубецким, а уже после обеда судьи подписали заранее приготовленный приговор – «сентенцию». «Генеральный суд» приговорил всех подсудимых к смерти. Суд был заочным да и не полным – под приговором стоит лишь 19 подписей.

Такой же суд был устроен по делу Гурьевых и Хрущова в 1762 году. В указе Екатерины II о состоявшемся процессе сказано: преступников, «яко оскорбителей величества нашего и возмутителей всенародного покоя», надлежало казнить и «без суда» (само по себе это любопытное признание. – Е. А.), но «человеколюбивое наше сердце не допустило сделать вдруг такого, столь строгого, сколь справедливого приговору. И так отдали мы сих государственных злодеев нашему Сенату». Суд приговорил-таки преступников к смертной казни, но императрица смягчила наказание.