Лица у Шустрилы и дружинника удивленно вытянулись.
– Ты с ума сошел?!
Рывком встав и подойдя к Разогу, тихо прошу:
– Десятник, молю вас, согласитесь. Руки чешутся разделаться с этим рваньем. Поверьте, я знаю, что делаю, только дайте добро…
Я действительно уверен в своем выборе: среди ватажников редко попадаются стоящие рубаки. За какой конец сабли браться, знают, но предпочитают-то бить из-за угла и несколько иным оружием: кастетом, ножом, дрекольем… И, чтобы наверняка, выбирают в качестве жертвы самых слабых, неспособных дать сдачи. Негде им было оттачивать навыки фехтования, просто негде…
– Ну что, Шустрик, сейчас посмотрим, каков ты… Глыба, поможешь своему товарищу? Или вы только ножиками спящих резать можете?
Глыба лишь холодно усмехнулся, хотя в глазах застыл лед. И голос его не сулит мне ничего хорошего, хотя отвечает главарь спокойно:
– Почему бы и не попробовать? Раззудись плечо, разойдись рука… Клинок-то дайте.
И только увидев, как принимает стойку старший ватажник – мягко и пружинисто присев на ногах, легко отведя за спину левую руку, – я понял, что, возможно, не рассчитал свои силы. Шустрик оправдал мои ожидания, взяв оружие хоть и правильно, но без должной сноровки. Однако Глыба… Впрочем, переигрывать поздно.
– Начали!
Атакую первым, стремясь одним ударом выбить из игры самого слабого. Но если Шустрик застыл на месте, разинув рот и точно не успевая поднять клинок для защиты, то Глыба или почувствовал мой удар, или (что скорее всего) угадал. Сталь учебного клинка с металлическим лязгом схлестнулась со сталью боевой…
Удар! Парирование – удар, парирование – удар! Клинки сшибаются вновь и вновь, и пока я неплохо отражаю атаки Глыбы и Шустрика. Пытаюсь маневрировать, обойти противников приставным шагом так, чтобы передо мной находился только один тать, а именно Шустрик – выведя из схватки самого слабого, я без помех потягаюсь с сильным. Но разбойничий атаман угадывает мои действия, успевая заслонить собой «шестерку», и сталь моего клинка всякий раз встречает вражеский клинок. Глыба переходит в контратаку, заставляет меня пятиться, и тут же Шустрик выпрыгивает из-за его спины и пусть неумело, но бросается вперед, отвлекая от более опасного противника. Так и пропустить недолго… Но все же пока я успеваю уклоняться от атак, рву дистанцию…
Удар, парирование, удар! Приставной шаг влево, а не вправо – и вместо того, чтобы встать против одного противника, я оказываюсь примерно посередине между ними. Рывок к Шустрику – заводила вскидывает саблю, отражая намеченный удар, Глыба вновь бросается ко мне, точнее, на меня…
На этот раз он бы успел. Не защитить Шустрика, а самому хорошенько рубануть, с оттягом, пока я, атакуя, открылся. Только вот жертва оказалась чуть хитрее…
Прыжок на колени, удар сабли от себя снизу вверх – и тупой, но тяжелый учебный клинок сечет по внутренней части правой руки Глыбы. Завопив от боли, ватажник выпускает саблю.
С оттягом рублю ровно посередине бедра противника, обездвижив атамана. Рывком встаю, встречаю удар налетевшего Шустрика сталью – и, крутанув кисть, бью изнутри под елмань противника – сабля врага вонзается острием в землю. Ватажник не успевает отпрянуть – резко шагнув вперед, со всей силы рублю под кадык. Плоть не выдерживает встречи с тяжелой, пусть и тупой сталью – Шустрик валится наземь, отчаянно пытаясь вдохнуть наполовину разваленным, наполовину раздавленным горлом.
Глыба застыл с раскрытым ртом – атаман не ожидал, что я начну убивать (что ж, зря: в последнее время я стал относиться к смерти менее трепетно, особенно когда речь идет о врагах). Он успел броситься к выроненному клинку, отчаянно припадая на правую… И елмань учебной сабли обрушилась под основание черепа противника – там, где он сходится с шеей. Глыба даже не успел вскрикнуть, просто неестественно прогнулся в спине с вывернутой назад головой. Жутковатое зрелище…
– Стоп схватка!
Не знаю, чего там ожидал Разог, но сейчас он смотрит на меня с еле сдерживаемым гневом. А чего ты хотел, десятник, когда я на полном серьезе давал им возможность убить себя? И ты лично это утвердил?!
Уцелевшие ватажники долго еще угрожали мне, но без лидера и заводилы с подвешенным языком их команда как-то потускнела. Вокруг меня же довольно быстро сплотились самые инициативные новобранцы, с которыми мы уже вполне нормально тренировались до самой Орлицы.
Крепость, расположенная на высоком кургане, заметна уже за несколько верст. А простор, открывающийся с донжона, самой высокой башни цитадели, позволяет обозревать пространство не на несколько, а на десятки верст! Крепкие стены и мощные башни Орлицы действительно вызывают уважение – это вам не Лецек с тонким острогом, здесь настоящая твердыня!
Впрочем, во всем внешнем виде Орлицы не хватает какой-то утонченности, что ли, – не соответствуют ее основательные, массивные, но не очень высокие укрепления парящей в небе птице. Скорее какой-то медведь…
Несмотря на то что в Орлице служит немало бывших ватажников, возмущение моих невольных спутников осталось без ответа. Нет и не было в степной страже каких-либо внутренних законов, закончиков или чего еще, кроме как воинских правил и духа боевого братства. Именно эту мысль нам и вдалбливали с самого начала тренировок.
В среднем бойцов стражи готовят около года. Первые шесть месяцев новобранцы постигают искусство владения саблей, стрельбы из лука стоя и из седла, часами учатся ездить верхом и ухаживать за своими лошадьми. Затем наступает время, когда новобранец проходит службу попеременно то в «регулярном» гарнизоне крепости, то в острогах по кордону, и все это время совершенствует свое ремесло. И лишь год спустя вчерашний пахарь становится полноценным стражем, что регулярно выходит в степь.
Однако помимо сабли, лука и самопала (я очень удивился многочисленности ручных огнестрелов, а чуть погодя узнал, что в крепости хватает и нормальных длинноствольных, принятых на вооружение «регулярного» гарнизона) стражам также служит такое оружие, как пика, боевой бич и топор, а многие помимо имеют булавы, или кистени, или шестоперы.
Опытные стражи творят с боевым бичом подлинные чудеса, умудряясь ловким броском обвить тугой веревкой саблю или пику и вырвать ее из руки. Или же, к примеру, обхватить ноги стоящего пешца и рывком его опрокинуть. При этом металлический «хвост» бича может рубить не хуже клинка.
Удивил меня и топор – хотя, казалось бы, инерционное оружие крестьян. Ну ладно, в старину боевой топор был весьма популярен, но сейчас… Однако все мое пренебрежение мигом улетучилось, как только я увидел, как опытные бойцы с десятка шагов метают топоры с такой силой, что, вонзившись, они заставляют ходуном ходить надежно вкопанные столбы-мишени. Кроме того, в ближнем бою обладающий должной сноровкой воин наносит довольно хитрые и мощные рубящие удары, притом что защититься с саблей от них очень непросто. Наконец, благодаря тонким клевцам с обратной стороны топорища это оружие довольно опасно и для закованных в броню бойцов, таких как кирасир, рейтар, крылатых гусар, панцирных мечников…